Ирина Волчок - Ловушка для примерной девочки

Или дело только в том, что мы в ответе за тех, кого приручили?

Да не важно — почему. Важно, чтобы Кирюшка был с ней, а она — с ним, вот и все.

Наташа долго шла по петляющей тропинке, потом остановилась под развесистой старой яблоней и прислонилась к ее шершавому прохладному стволу.

Наверное, когда-то это был совхозный сад, и ему было много лет. Теперь он стал личной территорией усадьбы генерального директора. Вернее, его отдаленной от дома частью, ухаживать за которой у садовников, наверное, не доходили руки. А может, сад специально оставляли в одичавшем виде. Этот одичавший сад был на редкость живописным и каким-то уютным, какими никогда не бывают строгие ряды ухоженных деревьев.

Здесь было спокойно и сонно. Кто-то летал и жужжал, кто-то шуршал в высокой траве, пахло наливающимися яблоками, малиной и мятой.

Там, вокруг дома-замка, был другой мир — с высокой оградой и стражниками у ворот, с аллеей, обсаженной «экзотами», с бассейном и сауной, с альпийскими горками и плетеными креслами-качалками, в которых покоились пушистые пледы, брошенные с тщательно продуманной небрежностью. Мир Ольги Викторовны.

А здесь был мир, который принимал Наташу. Принимал и понимал. И спрятал ее сейчас от всего чужого и болезненного, что она так неосторожно впустила в свою жизнь вместе с сиреневым туманом.

И сейчас ей хотелось только одного: вычеркнуть из жизни прошедшие пятнадцать месяцев. Как на компьютере: «выделить все» и «вырезать». Вот и ей бы — вырезать. Как… злокачественное новообразование.

Наташа сидела под яблоней, закрыв глаза. Так легче было забыть, что чужой мир совсем рядом. И вдруг она почуяла запах этого чужого мира. Она открыла глаза. Перед ней стоял Артур.

— Мама сказала, что ты по этой тропинке пошла. И что хочешь со мной поговорить. — Голос вроде спокойный и вполне дружелюбный. А взгляд холодный и неуверенный.

— Я не говорила ей такого, — с досадой ответила Наташа и поднялась на ноги. — Наоборот, сказала, что хочу побыть одна.

— Да? Ну, извини, — обронил он небрежно, оглядывая все вокруг. — Здесь сроду садовники не были! Надо маме сказать…

— Да-да, здесь явно отсутствуют шик и симметрия. Это так не по-коротаевски!

Артур подозрительно и с интересом посмотрел на нее. Она просто видела, что он сейчас думает: ирония? Язвительность? У Наташи?

— Ну ладно… О чем ты хотела со мной поговорить? Ах да, ты не хотела…

— Перестань, Артур!

Артур сделал большие глаза:

— Что перестать?

— Кривляться перестань.

— Я — кривляюсь? — Он выразительно вздохнул, развел руки в стороны, закинул голову и засмеялся. Надо сказать, вполне естественно засмеялся. На сцену бы этому красавчику. В маму талантом пошел. Где же оператор с камерой? Где восхищенные зрители?

Нет никаких зрителей, одна Наташа. И никакого восхищения в ее глазах нет. Ничего в ее глазах нет — ни восторга, ни любви, ни ревности. Даже ненависти нет.

Только ирония есть.

Он будто ударился об эту иронию, даже отшатнулся и чуть не упал. Пришлось хвататься за ствол дерева.

Наташа этого словно не заметила.

— Вот что, Артур… — сказала она решительно. — Раз уж ты здесь, то слушай. Мы женаты уже больше года. Кирилл меня принял. Пора мне его усыновить.

Его глаза на миг стали совершенно пустыми. Потом эту пустоту заполнила растерянность. А потом растерянность сменилась яростью.

— Ты что задумала, а? Что задумала?! — заорал он, сжимая в карманах кулаки. — Ты… моего сына?! Отобрать?! У меня?!

Он надвинулся на нее, задышал прямо в лицо. Она подняла голову и посмотрела в злые глаза. Почему она раньше так боялась его — такого? А сейчас не боится, сейчас просто противно.

И она отвернулась.

Но Артур расценил то, что она отвела глаза, по-своему. Он засчитал себе очко. Откровенно обрадовался и злобно выпалил:

— A-а, ты не отобрать его надумала?! Ты надумала меня удержать таким способом?!

Наташа коротко рассмеялась:

— От кого удержать, Артур?

И тут он смешался. Понял, что сказал что-то абсолютно неподходящее. Выдал себя.

— Просто — удержать.

— Зачем?

— Что — зачем?!

Она поморщилась:

— Не кричи, горло заболит… Зачем мне тебя удерживать?

Ну, известно, зачем! Плохо тебе живется, что ли? Как сыр в масле…

— Что-то подобное я уже слышала, — перебила Наташа. — Только я сыром быть не хочу. И никогда не хотела… — Она вздохнула, сорвала травинку, покусала ее. — Разговора у нас не получается, Артур. Так что давай закончим на том, что я усыновляю Кирилла. Ты как хочешь, а ребенка я ей не отдам!