Эрик Сигал - Исцеляющая любовь

Хотя официальная статистика уверяла, что почти треть всех раковых больных удается спасти (в смысле — продлить жизнь на пять лет или чуть подольше), отделение все равно напоминало пыточную. Те, кто еще не достиг стадии мучительного умирания, страдали от «лечения». Облучение или химиотерапия зачастую оказывались карой худшей, нежели сама смерть.

Жизнь Сета скрашивало то обстоятельство, что Джуди теперь была второй по старшинству среди медсестер, а это давало им возможность выкроить минутку и вместе пообедать, выпить кофе или хотя бы украдкой поцеловаться.

Однажды свидетельницей их объятий стала миссис Элперт, больная с неизлечимой формой рака костей. Сет и Джуди смутились и бросились извиняться. Но пациентка их поразила.

— Продолжайте, ребятки, — с улыбкой сказала она. — Мне приятно сознавать, что жизнь продолжается.

Для некоторых она продолжалась чересчур долго.

Сталевар Мэл Гаткович был живой (точнее сказать — умирающей) иллюстрацией доклада министра здравоохранения о вреде курения. Две пачки сигарет в день довели его до рака легких, грудной жабы и болезни Рейно, иначе называемой симметричной гангреной.

Сейчас он не мог не только курить, но даже есть, и сознание его все больше мутилось. Единственное, что он сознавал и выражал четко, было бессилие медицины облегчить его агонию.

В рамках ограниченного эксперимента, проводимого с санкции Министерства здравоохранения США, ему давали героин, но и это не спасало его от невыносимых страданий.

Сет ассистировал доктору Барту Нельсону, когда жена Мэла Дорис вдруг отвела того в сторонку.

— Доктор, я не могу видеть, как он страдает, — всхлипнула она. — У него такие боли! Неужели вы ничего не можете сделать?

Рядом стояли трое ее сыновей с женами — как греческий хор, исполняющий скорбную песнь.

— Увы, мы сделали все, что было в наших силах, — с искренним сочувствием ответил доктор Нельсон. — Остается только ждать, когда природа скажет свое слово.

— И как долго это может продлиться, доктор? — встревоженно спросил старший из сыновей.

Нельсон развел руками:

— Я правда не знаю. Он может уйти в любую минуту. А с другой стороны, с его организмом это может длиться еще несколько дней. Может быть, даже неделю.

Тогда Дорис повернулась к Сету:

— Вам не кажется антигуманным смотреть, как мучительно умирает такой сильный человек? Там ведь лежит не мой Мэл. Это не тот человек, с которым я прожила тридцать пять лет. И он не хотел бы так кончить, я это точно знаю. Даже собака заслуживает большего снисхождения.

Сет кивнул в знак согласия.

Дорис опять повернулась к доктору Нельсону:

— Знаете, каждый вечер из клиники я иду в церковь. Встаю на колени и молюсь: «Господи, забери этого человека. Он хочет предстать пред Тобой. Он никому не сделал никакого зла. Почему Ты не примешь его к Себе и не заберешь его душу?»

Оба врача были растроганы, но Нельсон на своем веку видел уже стольких безутешных родственников, что успел выработать своего рода эмоциональный иммунитет.

— По-моему, мы все об этом молимся, — тихо сказал он. Он потрепал исстрадавшуюся женщину по плечу кивнул сыновьям и, опустив взор, пошел дальше.

Но Сет был не в силах просто так повернуться и бросить убитых горем родственников.

Старший сын попробовал утешить Дорис:

— Мам, ничего, ничего. Скоро он отмучается.

— Нет-нет… Каждая минута — и то слишком. Почему Бог не отвечает на мои мольбы? Почему не спасет его и не даст ему умереть? Мне хочется пойти туда и вырвать из его вен все эти трубки.

— Тихо, тихо, мам, — прошептал сын.

— Мне плевать! Мне на все плевать! — закричала она. — Я только хочу, чтобы он перестал страдать.

Вся семья Гаткович обступила несчастную женщину, словно пытаясь оградить ее от боли, которая, казалось, исходила от постели их отца.

Им было не до молодого доктора, ставшего молчаливым свидетелем их страданий.

Сет таким образом составил себе расписание, чтобы его ночные смены совпадали с дежурствами Джуди. Сейчас он сидел в ординаторской и отчитывал своего коллегу Джоэла Фишера за курение.

— Как ты можешь это делать, Джоэл, — зайди в любую палату на этом этаже и увидишь, что ты делаешь со своим организмом!

— Ничего не могу с собой поделать, Сет, — отбивался тот. — Как ни глупо это звучит, но сигарета — единственное, что приносит мне облегчение после зрелища этих мучений.

— Ладно, — сказал Сет и встал, чтобы выйти из прокуренной комнаты. — Но я не намерен тут сидеть и разрешать тебе тащить меня с собой в могилу.