Зое Вальдес - Детка

Теперь Кукита вся была во власти ночи, оркестр играл мамбо, и от этого ритма Кукита мгновенно почувствовала себя как сучка в течке:

Как только начинала звучать ча-ча-ча, она тут же сосредотачивалась на движениях ног своего дружка и с ходу схватывала: ну да, конечно, раз, два, три, ча-ча-ча, раз, два, три, ча-ча-ча, Пучунга же не упускала случая прибавить к каждой строчке какое-нибудь завистливое и язвительное словцо:

Раздались звуки гуарачи, и Кукита всем телом прижалась к партнеру. Заиграли румбу – и они снова разлепились. Пот тек с Кукиты ручьями, о гриме она уже не думала, глаза блестели, потому что между делом она успела выпить не один бокал мартини. Всемилостивая Богородица, ведь и мартини она пила впервые в жизни! Кукита танцевала снова и снова, пока, вконец не обессилев, вновь не рухнула в объятия своего кавалера.

Бени Море, король ритма, опять появился на сцене со своим несравненным оркестром и высоким медовым голосом завел болеро, из тех, от звука которых цепенеешь и хочется только одного – хватить хорошую порцию цианистого калия. Молодой человек привлек к себе Кукиту, вжался в нее всем телом, и, почувствовав что-то взбухшее, твердое между его худых ляжек, она удивилась тому, как щекочет кончик этой штуки ее девичий холмик. Партнер достал из заднего кармана брюк белый платок, вытер пот со лба и шеи Кукиты; почти весь грим размазался по белой ткани. У нее были волнистые, черные, как черный янтарь, волосы, овальное лицо, широкий лоб и выпуклый затылок (признак жгучего темперамента, да что там признак пожара в матке); глаза были изжелта-серые, раскосые, нос маленький и слегка вздернутый, но аккуратный, губы пухлые и розовые, а кожа матовая, отливающая перламутром. Сейчас каждая черточка ее гладкого, детского лица была хорошо видна ему. Из-за распушенных волос она выглядела теперь тем, кем была на самом деле – девочкой-подростком, только что вышедшей из моря, реки или просто из душа, как Лолита в фильме Стенли Кубрика.

– А тебе сколько лет? – спросил молодой человек, беря ее голову обеими руками.

– Ну, сейчас начнется, – следя за парочкой из-за столика, прокомментировала Мечу.

– Мне?… Ой, слушай, какая я глупая, совсем забыла спросить, как тебя зовут! Ты ведь тоже не знаешь… меня зовут Каридад Мартинес, нет, ты посмотри, какая я шустрая – раз, и уже на ты, а вообще-то меня называют кто Детка, кто Кукита, кто Карукита! Можно я буду звать тебя на «ты»?

Молодой человек сухо кивнул.

– Нет, ну просто муха дохлая, ты только взгляни. Козявка, а нее туда же! – откликнулась Пучу, стараясь по губам разобрать, о чем воркуют голубки.

– Это-то ладно, но скажи, какого ты года! Меня зовут Хуан Пepec, а вообще – Уан. Это по-английски «первый», потому что и всегда первый во всех делах, остальным до меня далеко, я самый лучший, номер один – здесь и везде… да, так тебе еще, небось, и шестнадцати нет?

– Этого на мякине не проведешь… – продолжала Мечу старательную расшифровку беседы.

Кукита обреченно кивнула, понимая, что ее подвела цыплячья внешность, но главное, мучаясь ужасом потерять его – единственное живое существо, которое обошлось с ней так нежно и ласково. Своего первого мужчину, который научил ее танцевать.

– И насколько ж ты меня младше? – На лице его мелькнули сомнение и страх, но он постарался, чтобы фраза прозвучала как можно более снисходительно.

Мечу и Пучу бросили свое безнадежное занятие – прежде всего потому что вечер для них наконец стал складываться обычным порядком: двое здоровенных типов, одетых в стиле сицилийских мафиози, пригласили их танцевать…

– Младше, но ненамного… мне уже шестнадцать с небольшим…

Он чуть не подпрыгнул в экстазе отцовских покровительственных чувств, несколько раз перекрестился, ликуя, как Пигмалион, легко подхватил ее на руки, закружил и наконец бережным движением покупателя в магазине игрушек опустил на пол.

– Это пустяки, считай, что ты уже почти старуха!