Станислав Золотцев - Камышовый кот Иван Иванович

Тогда не только Брянцевых, но и многих их соседей разбудил дикий страдальческий вой, доносившийся из курятника. Этот вой перемежался с яростными воплями Ивана Ивановича. И когда Ваня с домочадцами осветили курятник, то застыли в потрясении, поняв: было от чего столь дико выть рыжей воровке. Кот проник вслед за ней в куриное жилище по прорытому ею же лазу под стеной, — и не успела она начать потрошение хохлаток, он, судя по всему, обезоружил её самым жестоким, но и самым верным способом. Вцепился ей копями в глаза — и выдрал их!

И ослеплённая лиса, испытывая безумные мучения, каталась по полу курятника в поисках прорытого ею же лаза, чтоб хотя бы вслепую, но вырваться на волю. Однако лаз был ей недоступен: кот своим крупным телом заслонил его, и едва лишь лиса приближалась к нему — бил ей когтистыми лапами по кровоточащим глазницам… Зрелище было таким жутким, что старший Брянцев тут же велел всем, и детям, и Тасе уйти из курятника, чтоб одному — да и то собравшись с духом — прекратить мучения рыжей разбойницы.

Тогда-то Брянцевы и их односельчане впервые убедились по-настоящему: камышовый приёмыш, вошедший в полную силу и зрелость, может быть не только добрым, и не только чутким, и не только гордым — и даже не только разъярённо-злым, но и лютым. Лютым зверем, иначе не скажешь…

— Да, это тебе не кыска, не домашний кот. Те, даже когда сцепятся, на такое не способны. Это, брат, одно слово — природа! А она, знаешь ли, доброй не бывает… Землетрясения, лавины, наводнения — это ведь тоже природа. А, с другой стороны, представь себе, что та же лиса с курами сотворила бы, если б не кот. Да и с ним самим, будь он послабей. Как там в сказке говорится — пошли бы клочки по переулочкам! А всё она, природа. Её слепая сила. Нет, не так, Федя, не совсем слепая. Если хочешь знать, тут и её высшая справедливость. Наверное, это и зовётся — Бог… Впрочем, это тебе самому ещё и узнавать, и решать. Лишь бы без больших потерь и мучений у тебя оно, познанье-то, происходило бы, сердечный ты мой!..

Так говорил с младшим Брянцевым бывший учитель зоологии и ботаники. Мальчик никак не мог поверить, что в его питомце заложена такая крайняя жестокость, Потрясение юного натуралиста и поэта было столь сильным, что он разрыдался и никак не мог успокоиться. Тогда-то родители и призвали на помощь Степана Софроновича, и тот в долгой философско-воспитательной беседе кое-как успокоил Федюшку…

Но даже и тогда, когда Иван Иванович проявлял в схватках с пернатыми и четвероногими противниками эту звериную лютость, он одновременно выказывал такие невиданные, неслыханные и необыкновенные качества, причём совсем не свойственные не только домашним, но и диким кошкам, что люди, дивясь на него, как-то и забывали о его лютости. Хотя бы на какое-то время. Его почти сверхъестественные свойства и способности затмевали его звериную жестокость в их глазах. Да так порой затмевали, что и Брянцевы, и их односельчане, и другие жители талабского приозерья, поражаясь его подвигам, восклицали: «Ну и артист!» Потому-то Ваня Брянцев и звал приёмыша «артистократом», соединяя два слова в одном.

Знаете ли вы, к примеру, что такое — охота на барсука? Или на енота? Знаете ли вы, сколько сил надобно охотнику и его собаке, чтобы «заполевать», как говорят у нас, добыть и забить хоть одного за сезон такого зверя? Извлечь его из его глубокой норы, где он лежит и копит под шкурой своё целебнейшее сало, которое может спасти больного человека и от чахотки, и от множества других тяжких недугов… О, семь раз по семь потов сойдут с охотника и его пса, пока они вместе добудут хоть одного из этих дальних родичей волка, лисы и собаки. А пёс на такой, «норной» охоте нужен тоже особый, «норный». Фокстерьеры — ну, они, что следует из названия, больше по лисам пригодны, да ещё, как ни странно это будет узнать многим горожанкам, таксы…

— Да, такса по барсукам — лучший пёс! — объяснял мне двоюродный брат Вани Брянцева. Егерь приозёрного охотохозяйства Миша Брянцев (тот самый, чья дочка, выйдя замуж, махнула рукой на блистательную шахматную карьеру). — Да и на енота хороша. Но зато, ты ж видел, без лопаты с ней полевать не пойдёшь. Она зверя загонит в норе, прижмёт и лает, чтоб, значит, охотник слышал, в каком месте под землёй они засели. А там бывает что и метра два с лихом, они глыбко прячутся. Вот и машешь лопатой — всё равно, что солдату окоп вырыть полного профиля. Пока отроешь — на тебе вся одёжка хоть выжимай. Никакого тебе уж и сала не надо… Вот потому-то я себе ягдтерьера и завёл, — заключал егерь.