Когда я, наконец, согласился, он добавил: — В этом случае, нам придется выполнить лишь категорическое требование издательства. Убрать имена вождей и прохвостов. Все остальное остается, кроме трех страничек о страшном трагическом случае на стройке: ЛЕНИНСКИЙ ПРОСПЕКТ ведь это не только улица, но и символ ОКТЯБРЯ 1917. У символа столь жутких трагических страниц быть не может…
Прошли годы, автора вполне могли бы остановить, но время — не остановишь! Когда книга, после пятилетних мытарств, поступила в магазины, ее суть была уже публично, на всю страну, выражена смелым человеком писателем-историком Степаном Злобиным на странице отнюдь не смелой столичной «Литературной газеты»:
«Почему молчит рабочий в рабочем государстве?» — так называлась первая, на полстаницы, рецензия, вызвавшая затем поток статей и рецензий.
В предлагаемом ныне первом бесцензурном издании, естественно, возвращены на свои места размышления писателя, возмущавшие самоуправную власть, а так же «запретные» в те годы имена «веселого путаника» Никиты Хрущева и мрачных генералов КГБ, вершивших судьбами и самой жизнью героев этой книги.
Отложенные редактором до лучших времен три странички, конечно, тоже поставлены. Какие? Читатель, надеюсь, и сам поймет. Не маленький он у нас, читатель.
Поезд прибыл из Воронежа.
Нюра вышла из вагона, беспокойно озираясь, худющая, взъерошенная, похожая на воробышка, выпавшего из гнезда.
Ее никто не встречал.
Одной рукой она покачивала ребенка, завернутого поверх одеяла в кашемировый платок цвета весенней травы. Другой держала самодельный, из некрашеной фанеры, чемодан. Она спускалась по широким каменным ступеням перрона, шаркая огромными катанками с синими печатями на голенищах.
Сырой мартовский ветер трепал флаги с траурными лентами. Флаги снимали.
— Умер кто? — спросила Нюра дежурного в высокой фуражке.
Он не ответил.
Огромный, на белом полотне, портрет Сталина с разбитой в нижнем углу рамой был прислонен лицевой стороной к стене. Дежурный крикнул кому-то: — Как опустили?! С перепою, что ли? Да еще год назад вас бы за такие дела…
Вздохнув, Нюра огляделась по сторонам. Уборщица на лестнице совком собирала мусор. Она не знала, где находится трест Ермака, и Нюра стала спрашивать прохожих.
«Ермака»? — переспросил мальчик со школьным ранцем за спиной, — это который Сибирь завоевал?
Ну, никто, решительно никто не слышал о таком тресте. Кто-то поинтересовался, не старинное ли это наименование — трест Ермака?
Нюра не знала иного названия. Она твердила, удивляясь неведению окружающих и все более пугаясь своего неведения: — Трест Ермака!.. Да, Ермака!
Нюру провели к справочному киоску. К счастью, за стеклянной стенкой киоска оказалась женщина толковая и быстрая. — А что делает ваш Ермак? — быстро спросила она, скосив глаза на ребенка. — Печет пироги? Чинит ботинки? Ведает домами младенца?
— Нет! — Нюра инстинктивным движением прижала ребенка к себе. — Строит он. Жилье.
Женщина полистала свой справочник, позвонила в какой-то строительный трест и спустя минуту-две выдала в окошко квитанцию, на обратной стороне которой был написан адрес.
Дом с синей вывеской «МОССТРОЙ № 3» Нюра разглядела сразу. Возле него толпились озабоченные люди в зеленых стеганках, с буханками черного хлеба и чемоданами в руках. Веснушчатый парень в шинели без погон, показавшийся из дверей треста, пригнулся к ногам одной из девушек:
— Чулки, мордва, сама вязала?
Девушка взвизгнула и присела на корточки, прикрывая полами брезентовой накидки ноги в белых с черными поперечными полосами грубых чулках. Другая, побойчее оттолкнула веснушчатого, потеснив его к стене.
Нюра поставила чемодан и, приблизясь к той, что побойчее, протянула певучим акающим голоском, в котором звучала тоскливая надежда:
— Вы старшая? Нельзя нас с сыночком в вашу артель? А? Я на руку крепкая, на ногу легкая.
Ее тут же окружили, принялись расспрашивать. Девушка в брезентовой накидке взяла у нее сына, покачала его на руках, напевая вполголоса: «Улю-улю, маленький».
И едва не поплатилась за это. Старик, проходивший мимо, задержался в дверях треста.
— Вербовщик разве не предупреждал, что с дитем не оформляем?.. Не твой?! Ты не заливай! Родила и открещиваешься. Тут своих гибель. Рабочих селить негде.
С криком встретил старик девушку в накидке и позднее, когда она переступила порог отдела кадров.
Читать дальше