Шарлотта Роган - Шлюпка

— Вероятно, так и было. Тот день начисто выпал у меня из памяти. Посмотрите мои дневниковые записи. В них есть все, что я помню. Вспомнила бы что-то еще — непременно записала бы, но последние дни для меня как в тумане.

— Хватит изображать из себя пассивную жертву, — бросил мистер Райхманн, застегивая плащ перед тем, как отправиться туда, где планировал провести вечер.

Впервые за долгое время распрямив плечи, я дождалась, пока он не разберется с пуговицами, и посмотрела ему в глаза как равная.

— По-вашему, я притворяюсь, мистер Райхманн?

Он выдержал мой взгляд, но тут же подмигнул со словами:

— Нет-нет, сегодня все прошло как по маслу.

Хотя он не ответил на мой вопрос, его слова почему-то меня окрылили и мы тепло распрощались, но я напомнила себе, что радоваться еще не время — надо сперва выйти на свободу.

— Вы, наверное, сейчас придете домой, к своей милой жене, и сядете ужинать, — сказала я, с горечью думая о своем несостоявшемся счастье с Генри.

— Боже упаси! — воскликнул он. — Жена была бы мне помехой.

— Значит, вы еще не встретили свою половинку. Всем известно: за каждым преуспевающим мужчиной стоит женщина. Генри отчасти из-за этого на мне женился.

— Обо мне не беспокойтесь — подумайте лучше о себе. Пора вам что-то решать на будущее.

Не забывая о тяжести выдвинутых против меня обвинений, я невольно рассмеялась. Мистер Райхманн, блистательный адвокат, профессионал до мозга костей, оставался мужчиной, а мужчинам не дано постичь те решения, которые принимают или не принимают женщины.

На суде меня все время характеризовали как нерешительную, и я ничуть не возражала. В самом деле, когда вершилась судьба мистера Харди, я заняла половинчатую позицию. Обе стороны не могли мне этого простить. Сама не знаю, почему я не примкнула ни к одному лагерю: то ли от изнеможения, то ли от природного равнодушия. Если вспомнить, даже мое замужество, которому я, в силу многих причин, была несказанно рада, не вызвало у меня безудержных восторгов, равных тем, с какими Мэри-Энн рассказывала о Роберте. Изредка я ощущала приливы радости, но они не доставляли мне удовольствия: мне казалось, это почти экзальтация, которую следует подавлять или, во всяком случае, загонять внутрь. А если вдуматься, чт о сталось с теми, кого обуревали эмоции? Священник бросился за борт, Харди и Мэри-Энн лишились жизни, а миссис Грант с Ханной сидят в тюрьме. Там же держат и меня, но я сама по себе и никогда не была с ними заодно.

Когда стало ясно, что миссис Грант так или иначе добьется своего, я легко переметнулась в ее лагерь; на стороне Харди до конца оставался только один человек — мистер Хоффман. Но, единожды приняв решение, я потом не колебалась и ни о чем не жалела. Никто меня не принуждал, и, невзирая на уговоры адвоката, я так и не смогла заявить, что в шлюпке кто-то угрожал мне расправой, прямо или косвенно. Мистеру Райхманну пришлось говорить от себя:

— Представьте, что вы оказались на месте Грейс, перед лицом этих властных женщин, на утлом суденышке, в открытом море. У всех на виду эти самые женщины обрекли человека на смерть. Неужели вы сами, опасаясь за свою жизнь, не подчинились бы их требованиям?

Не стану утверждать, будто именно так и думала, выталкивая мистера Харди из шлюпки. Когда судья дал мне слово, я даже возразила мистеру Райхманну, однако тот повернулся к присяжным и бросил:

— Заметьте, она до сих пор их боится.

Во время перекрестных допросов эта тема возникала не раз. Обвинитель задал мне вопрос, угрожал ли впрямую мистер Харди кому-либо из женщин; я вынуждена была ответить отрицательно. Мой адвокат тут же повернул это к своей выгоде и спросил, получала ли я прямые угрозы от Ханны или миссис Грант; подразумевалось, что за отказ подчиниться я поплатилась бы жизнью, как мистер Харди.

— Нет, прямых угроз не было, — ответила я.

— Случалось ли вам испытывать страх за свою жизнь? — продолжил он.

— Да, — ответила я; страх не покидал меня с той самой минуты, как на «Императрице Александре» прогремел взрыв.

Но даже после такого моего ответа мистер Райхманн, все больше накаляясь, продолжал задавать наводящие вопросы.

— Полагаю, миссис Винтер, вы кривите душой. Скажите, вы чувствовали угрозу? — требовал он вновь и вновь, изматывая меня своей настырностью.

— Да! — выкрикнула я, когда мое терпение лопнуло. — Я чувствовала угрозу ежедневно! — И лишь много позже до меня дошло, что таким виртуозным способом мистер Райхманн заставил присяжных сопоставить все ответы и подвел их к ложному выводу, будто я до сих пор трясусь от страха перед Ханной и миссис Грант.