Димфна Кьюсак - Полусоженное дерево

– Странно видеть в тебе такую ханжу. Значит, в лесу можно, а здесь нельзя, потому что узнают другие?

– Вот если бы мы были в большом городе.

– Или были бы женаты… Конечно, если бы мы были женаты, то все было бы чинно и благородно. Да?

Она нерешительно кивнула.

– О'кей, – подхватил он. – Давай поженимся. И тогда будем иметь право, не задергивая занавесок, сбрасывать с себя одежды. Я не намерен терять по три ночи в неделю, сидя в этой удручающей дыре и не находя ни в чем утешения.

Она была счастлива. Их любовь станет вечной. Ведь он не из тех мужчин, кто мог переметнуться к другой, когда его переведут на другой аэродром.

Радостным весенним днем они поженились. Она видела себя в новом белом платье. В местном магазинчике никогда не имелось ничего нарядного, но миссис Малланд позвонила в Ньюкасл и получила оттуда красивое платье. Она почувствовала на себе его мягкий шелк, вспомнила его белизну, шуршание длинной, до пола, юбки и короткой развевающейся при каждом шаге фаты. До чего же она была глупа, заплатила огромные деньги за платье, которое ровным счетом ничего не символизировало.

Выйдя на паперть маленькой деревенской церкви, она подняла голову – от гордости и от демонстративного неповиновения, потому что знала, о чем шепчутся обыватели. Слишком хорошо знала она Дулинбу и ничуть не сомневалась, что им все известно. Она ловила понимающие усмешки и еще выше поднимала голову. Ну и что же из того, что всем известно, какие отношения были у них до свадьбы?

Она радовалась своей неслыханно удавшейся судьбе. Да, теперь уж ничего не привязывало ее навечно к Дулинбе. У Дерека были крылья, в один из дней она тоже упорхнет вместе с ним.

Глупая, жадная до жизни, опьяненная романтикой, она желала лишь одного – получить какую-нибудь службу в летной части, когда в Дулинбе возобновил работу аэродром. Мать предупреждала, что эта работа может быть временной и кончиться ничем, что в ее же интересах лучше остаться на почте, где она будет рядом с отцом, ведь теперь она уже окончила школу.

Мать всегда была слишком осторожной, всегда боялась, что какой-нибудь неверный шаг выбьет ее из привычного, маленького мирка, в котором она прожила всю свою жизнь.

Отец молчал. Он разрешил ей уехать, словно ее выбор был единственно правильным. И она уехала. Распрощалась с крошечным домиком, его старомодной верандой и уехала.

База представляла собой просто-напросто запасной аэродром для военных самолетов. Кроме небольшого административного здания да взлетной площадки, расчищенной среди леса, там ничего не было. И все же новая работа явилась для нее именно тем, о чем она мечтала. Она с удовольствием приезжала в небольшую аккуратную контору с желтыми лакированными столами и хромированными современными стульями, и ей казалось, будто она вступала в иной, совершенно новый для нее мир, такой не похожий на все, что она видела и знала в Дулинбе.

Она жила, напряженно прислушиваясь к звукам прилетавших самолетов, они зачаровывали ее.

Работа на машинке уже не была для нее скучным и нудным делом, и даже заполнение листов прибытия и вылета самолетов не обременяло ее. Явившимися из мира приключений казались ей летчики, стремительно входившие в контору. Все они были чуть заносчивы и самовлюбленны, все заговаривали с ней и мерили ее взглядом с головы до пят, а она, чтоб хоть как-то быть похожей на них, специально для этого носила темно-синюю юбку и светло-голубую кофточку. Она знала, ей к лицу был этот наряд. Об этом убедительно говорили взгляды летчиков, и ей еще больше хотелось, чтобы эти молодые, энергичные парни смотрели на нее с явным обожанием, а не осторожным оценивающим взглядом, какие бросали на нее фермеры и рыбаки из-за конторки почты.

Теперь она могла здраво оценивать все, вспоминая те давно минувшие дни. Странно, но все ее страдания и унижения, так долго не дававшие ей покоя, закончились вместе с лесным пожаром. Они просто сгорели. Точно так же, как сгорела и она сама. Но она была не из того материала, из которого сделаны эвкалипты и хинные деревья. Она не сможет, как они, возродиться к жизни. Из ее сгоревшего сердца уже никогда не потянутся новые побеги.

Кто же это сказал, будто лучше полюбить и потерять любовь, чем вообще никогда не любить? Если бы она осталась в Дулинбе работать на почте, то со временем, конечно, вышла бы замуж за одного из тех здоровенных парней, которые приходили, опирались о конторку своими загорелыми руками и глазели на нее так, что даже ей со всей ее безжалостностью и бессердечием становилось не по себе. Потом она уехала бы на маленькую ферму где-нибудь в окрестностях Дулинбы и зажила бы там, как многие другие женщины, удовлетворенная, загруженная работой и окруженная кучей ребятишек.