Денис Соболев - Иерусалим

— Не включу, — ответил я довольно решительно.

— Да не в этом же дело. Это все куски, которые никак не склеиваются. А в книге у тебя будет вполне видимая цельность: цельный сюжет, цельный стиль, цельный характер.

— Э-э, — сказал я, — а во-вторых, почему у меня?

— Не «э», а будет, не отмазывайся. Я, например, не могу представить книгу без сюжета и стиля; стиль — это же торговая марка автора, совсем как «пепси-кола».

— А я, между прочим, и не говорил, что для того, чтобы быть правдивой, книга должна быть лишена стиля; каждый из нас все равно приносит в пространство своего существования некое подобие связности, а то и единства. Я просто не очень знаю, как это назвать: единства мысли, восприятия мира, чувств.

— Вот именно, что «некое подобие». Но не сюжета: завязка, развязка, начало, конец, главы, причины и следствия, подробные объяснения, последовательность и непрерывность. Скажи мне, какой сюжет в твоей жизни?

— Но подобные связи, — возразил я, уходя от вопроса, — все равно существуют, так же, как и некая связность мироощущения, несмотря на всю фрагментарность, хочешь ты того или нет.

— Хочу я просто мечтаю о том, чтобы все стало цельным и осмысленным. Только не могу. Это надо выколоть себе глаза и залить уши воском. Или податься в ортодоксы; только, скорее всего, нам с тобой и это не поможет.

— Ну, хорошо. Тогда будем считать, что мы пришли к компромиссу.

— Хорошо, — согласилась она. — А в-третьих, в отличие от книги, люди не прозрачны для самих себя. То есть то, что они о себе думают, имеет отношение к делу лишь очень частично. Обычно более чем частично. А литератор — он же мечтает быть демиургом, он же все понимает. А что не понимает, то немедленно поймет.

— И тоже не всегда.

— Почти всегда, да и читатель тоже хочет все понимать. Неизвестность его злит и гнетет; а если он с ней еще и остается, то считает себя одураченным.

— Допустим, — сказал я, подумав.

— А судить такую книгу будут, исходя не из истины, а из законов жанра, потому что мы смотрим на мир сквозь эти законы, а не наоборот. Только подожди, не возражай, я сейчас приведу пример.

— Приводи.

— Оглянись вокруг себя и ты увидишь, что люди перемешаны, как рыбы в кастрюле с ухой; причины, которые их объединяют, лежат не между ними, а внутри них самих или в мире вокруг них. Посмотри, — добавила она, — на то, что они называют своей любовью, и ты увидишь комплексы, амбиции, скуку, страх одиночества, ужасный страх одиночества, интересы, планы на будущее, расчет — все что угодно, кроме чувств. Или чувства как производную от всего перечисленного; между прочим, иногда очень сильные чувства. Знаешь, какой сильной бывает любовь к деньгам, или к чужой машине, или к большому кулаку?

— Я с тобой не совсем согласен, — ответил я. — Но допустим.

— А я и не имела в виду, что ты со мной должен полностью согласиться. Но теперь представь себе, что вместо того, чтобы рассказывать вымышленную историю вымышленной страсти, ты бы посмотрел на все это под микроскопом.

— И что?

— Да ничего. Любой нормальный читатель спросит: а что же связывает твоих героев, почему они здесь, почему они знакомы, почему они вместе — и будет прав. Совершенно прав. Потому что внимательный взгляд угрожает иллюзии того, что мы прозрачны для самих себя. А без этой иллюзии мы, собственно, и не можем жить. Нам же хочется видеть себя последовательными, а мир понятным.

— И что же дальше?

— Да нет же, ты не дослушал. Все еще хуже: мы же еще и по-разному непоследовательны. Если предположить — хотя я в этом совсем не всегда уверена — что у нас в душе есть некий стержень, то мы ускользаем от него по-разному и на разный угол. А с этим примириться еще сложнее.

— Так что же дальше? — снова спросил я.

— А дальше, — ответила она грустно, — то, что я уже сказала: распад иллюзий, непрозрачность бытия, неоднородность, непоследовательность, фрагментарность, случайность, излишность, отказ от сюжета и единого стиля. Продолжить список?

— Да нет, понятно.

— И это еще не все, — добавила она, и глаза ее загорелись. — Осознание непрозрачности, случайности и фрагментарности — все это только если очень, ужасно повезет. А так, ну ты же знаешь, только признаваться себе в этом как-то неприятно, большинство людей при всей своей непоследовательности какие-то мультяшные. Для самих себя они давно уже — да и весь их мир — похожи на ожившие картинки, ну, скажем, вот я, в своих мечтах, на фоне «мерседеса». Но если ты опишешь то, как они ходят, думают, мечтают и говорят…