Тауфик аль-Хаким - Избранное

— Начинайте, да поможет вам Аллах! — воскликнула Заннуба. — Мы слушаем. — И она гордо добавила, обращаясь к матери Саннии: — Сейчас ты услышишь Абд аль-Хаммули.

— Неужели? — изумленно воскликнула старуха. — Такой маленький, имя Аллаха над ним, и уже умеет петь песни Абды?

Санния жестом предложила ей помолчать и, взглянув на Мухсина, сказала:

— Ну, Мухсин-бек!

Мальчик вздрогнул, но, не смея ослушаться, поднялся и встал у рояля. Держа руки на клавишах, Санния смотрела на него, очаровательно улыбаясь.

— Скажу тебе откровенно, Мухсин-бек, особенно на меня не полагайся, — сказала она.

Ее голос показался ему музыкой. Он почувствовал, как кровь горячей волной бросилась ему в лицо, голова у него закружилась. С отчаянной отвагой он укоризненно сказал:

— А где же твое обещание, Санния-ханум? Значит, ты надо мной подшутила?

Санния засмеялась. Ее уста походили на волшебную чашу, они опьяняли без вина.

— Уверяю тебя, — возразила она, — я вовсе над тобой не подшучивала. Начало этой песни очень трудное, и я его не разучила как следует. Прошу тебя, начни ты, Мухсин-бек.

Мухсин растерялся. Он испуганно раскрыл рот и снова закрыл его, не издав ни звука. Санния нетерпеливо взглянула на него и, чтобы придать мальчику смелости, принялась наигрывать на рояле мотив песни.

И вдруг Мухсин запел. Сначала его голос немного дрожал, потом стал ровней, тверже и разнесся по комнате, сильный, глубокий, богатый множеством оттенков.

Заннуба не столько слушала, сколько смотрела на мать Саннии, стараясь угадать, нравится ли ей пение Мухсина. Убедившись, что старушка удивлена и пение пришлось ей по душе, Заннуба начала гордо покачивать головой, жестами выражая непоколебимую уверенность в талантах своего племянника.

Мать Саннии действительно была поражена голосом и искусством мальчика. Она внимательно слушала.

Девушка тоже слушала Мухсина с радостью и наслаждением. Восторженно улыбаясь, она устремила взгляд в пространство и про себя повторяла слова песни. Ей и в голову не приходило, что певец думает о ней, с чувством произнося стихи из песни Абды:

Когда Мухсин и Заннуба вернулись домой, уже наступил вечер. Мальчику казалось, что нет и не может быть на свете никого счастливее его.

Даже боль от ушиба начинаешь чувствовать лишь через некоторое время. Ошеломленный и ослепленный встречей с Саннией, Мухсин тоже ощутил всю силу своего счастья, только покинув ее. Какой прекрасный сон! Разве бывает наяву все, что случилось сегодня? Он, не смевший надеяться даже на то, чтобы издали любоваться Саннией, был у нее, говорил с ней. Ведь до сих пор он видел ее только украдкой, через замочную скважину, вместе со своими родичами, когда девушка однажды пришла к Заннубе.

Это случилось два месяца тому назад. Была пятница, веселый, довольный «народ» собрался в столовой. Вдруг прибежал Мабрук и, подмигивая, сказал, что у Заннубы гости, «…а одна из них — такая красотка!..» И он поцеловал кончики своих пальцев.

Все вскочили и под предводительством юзбаши Селима поспешили к запертой двери. Они по очереди приникали к замочной скважине, отталкивая друг друга и стараясь подавить веселый молодой смех. Заглянув в комнату, все были поражены: такой красавицы они никогда еще не видели!

С того дня, узнав, что к Заннубе пришла соседка Санния, все бросались к замочной скважине. Так Мухсин впервые узнал о ней. Он вместе с другими подбегал к двери, любовался ее лицом и поклонялся ему.

А теперь — куда родичам до него! Он только что был у нее, сидел с нею рядом и, может быть, даже заслужил ее одобрение. Теперь он будет часто ее видеть, она сама попросила его научить ее петь по всем правилам искусства, а ее мать присоединилась к ее просьбе. Неужели все это случилось в один день, между полуднем и закатом солнца? Какое счастье, какое волшебство!

Мухсин чувствовал потребность поделиться с кем-нибудь своей бьющей через край радостью. Но с кем?

Вспомнив о шелковом платке Саннии, который он постоянно носил при себе, как правоверный носит священную книгу, он решил все рассказать ее платку.

Душа его жаждала уединения. Ему хотелось уйти куда-нибудь далеко, остаться наедине с собой, чтобы целовать этот драгоценный платок и долго-долго беседовать с ним. Но все уже вернулись из города и ужин был на столе…