Андрей Балдин - Лёвушка и чудо

Спасает Наташу. Если задуматься, спасает и самое Москву. Возвращение к жизни Наташи не заканчивается Петровками — нет, ее окончательное спасение совершается вместе с Москвой, в сентябре двенадцатого года, в огне тотального (жертвенного) пожара. Из «воды» прошлого обе они, Наташа и Москва, спасаются огнем, светом.

За этим чудом Толстой смотрит с еще большим вниманием, нежели за спасением Сони. Ему (не Лёвушке) нужно именно такое чудо, только так возможно выполнение его заветной цели: возвращение родителей, воцеления времени.

В Ясной Поляне происходит перманентная битва Толстого с самим собой, вчерашним язычником и колдуном. Он должен преодолеть соблазны Ясной, которая не холм, а кратер (времени), по которой ходят туманные горы, из оврага обратным током льет стекло, оно же остывшее, мертвое время.

Он должен крестить Ясную, возвращать в нее — нет, не огонь — свет.

Вот что: я вижу тут задание для архитектора.

Странно, если бы я увидел что-то другое.

Детские игры не закончились во время ночных блужданий по усадьбе.

Нет, в самом деле: в этом месте, которое (теперь понятно, почему) отворачивается от пространства, не любит архитекторов, прежде всего необходимо принципиально новое строительное усилие. Нужно возвращать в него тот исходный, восьмиколонный, тридцатичетырехкомнатный дом.

Понятно, что в нынешних условиях музейный статус Ясной такого не позволит; ничего, я рассуждаю теоретически. Метафизически.

Этому странному месту нужен не текст — они тут проливаются без устали, нисколько не укрепляя, не восстанавливая места, но только затуманивая, заговаривая его, — нет, тут нужен не текст, но проект .

В последний день я мыкался бесцельно; усадьба вдоль и поперек была исхожена. Предпроектное исследование, насколько это было возможно на фоне юбилейного толстовского праздника — предварительно, в эскизе, — было закончено.

Увы, хаос, который встретил меня по приезде, теперь (в воображении чертежника) умножился. «Кремлевский» холм в четыре дня был размерен, невидимо раскопан, мысленно разъят. Он провалился ямой, кратером, лункой. Строения на его макушке смешались окончательно. Смешались, смутились; они как будто прозрели и обнаружили, в каком беспорядке пребывали до сих пор. Флигели исчезнувшего дома теперь принуждены были взглянуть друг на друга, как давно расставшиеся и почти позабывшие друг друга братья.

Стоя по центру между ними, в липовой роще-вместо-дома, я взглядывал на них поочередно и испытывал странное чувство вины.

Во всем виноват архитектор.

…Писатели уже помещались в автобусы; заступали, затекали, заполняли протяженные полости машин.

Изнутри окна автобуса показались открытками.

На них было более красок, чем в реальности.

Наверное, на улице сеял дождь, наводил подобие фильтра — микроскопические капли тумана (мги) составляли в воздухе едва заметное облако. Здесь же, в автобусе, все было московским образом сухо и тихо. Здесь отчасти уже была Москва. «Кремлевский» холм Ясной смотрел снаружи на эту малую Москву и оттого цвел напоследок, как сувенир из придорожного лотка.

Вдруг автобус дрогнул, пассажиров толкнуло в грудь, придавило к сиденьям — в это именно сжатое мгновение (осевое? Пусть будет осевое: момент довольно важен), в это неуловимое мгновение перехода от покоя к движению я увидел необходимую картинку.

Проект, эскиз.

Вот что нужно устроить в Ясной.

Нужно восстановить тот главный графский дом: восстановить светом . Явно, телесно его построить нельзя, музейные люди не велят, нужно сделать по-другому. В липово-лиственничной роще, что выросла на вершине холма в контурах утраченного дома, нужно так расставить прожекторы, лампы и гирлянды и затем так соединить их общий свет, чтобы, будучи разом включены, они высветили главный дом.

Отлично: я уже видел его; грезы архитектора кинематографичны. Я смотрел на неподвижный (мгновение отъезда длилось и длилось) яснополянский дремучий холм: на его заросшей вершине проступал и светился чертеж большого дома. От него расступалось пространство, деревья склоняли головы, дома вставали в привычные исходные позиции и оттого улыбались, светились.

Флигели тоже нужно украсить: обвести светом согласно их исходному княжескому контуру.

Это и нужно месту — «включить» дом. Включить в пространстве, включить пространство.

Технически это фокус нехитрый; подобные штуки в целях декоративного эффекта использовались не однажды. Но здесь другое дело: здесь это действие носило бы не декоративный, но существенный, церемониальный смысл.