Марк Леви - Странное путешествие мистера Долдри

— Прекрати, я же сказала: между нами ничего нет.

— Знаю, он не в твоем вкусе, тем более что теперь где-то далеко тебя ждет прекрасный принц… Взяла бы отпуск да поехала его искать. Были б деньги, я бы с тобой с удовольствием съездила. Смеюсь, конечно, но как было бы классно двум девчонкам попутешествовать… В Турции тепло и мальчики, наверное, загорелые.

Алиса задремала. Кэрол, подняв лежавшее у кресла одеяло, укрыла ее.

— Спи, красавица, — прошептала она. — Я, конечно, ревнивая свинья, но ты моя лучшая подруга, ты мне как сестра. Завтра после дежурства заскочу тебя проведать. Ты скоро поправишься.

Кэрол надела пальто и на цыпочках удалилась. На площадке она увидела Долдри: тот шел в магазин. Спустились вместе. На улице Кэрол обратилась к нему:

— Она скоро поправится.

— Приятная новость.

— Очень любезно, что вы о ней позаботились.

— Пустяки, — ответил Долдри, — мы же соседи…

— До свидания, мистер Долдри.

— Секундочку, мисс. Это вас не касается, но вам стоит усвоить раз и навсегда, что она тоже не в моем вкусе. То есть абсолютно!

И Долдри удалился не попрощавшись.

Неделя тянулась бесконечно. Температура у Алисы спала, но работать она не могла, потому что почти не чувствовала даже запаха еды. Долдри больше не показывался. Алиса не раз стучалась к нему, но в квартире соседа царила тишина.

Кэрол навещала подругу после каждого дежурства, приносила продукты и газеты, которые потихоньку таскала из больничной комнаты для посетителей. Как-то раз она даже осталась на ночь — слишком устала, чтобы по зимнему холоду возвращаться к себе через три улицы.

Кэрол спала рядом с Алисой и среди ночи энергично растолкала ее, когда той снова привиделся без конца мучивший ее кошмар.

В субботу, когда Алиса с радостью уселась за работу, на лестничной клетке послышались шаги. Она отодвинула кресло и побежала к дверям. Долдри возвращался домой с чемоданом в руке.

— Добрый день, Алиса, — сказал он, не глядя на нее.

Он повернул ключ в замке и немного замешкался.

— Извините, что не зашел, мне нужно было уехать на несколько дней, — добавил Долдри, по-прежнему стоя к ней спиной.

— Ничего, не извиняйтесь, просто я беспокоилась, что вас не слышно.

— Я кое-куда ездил. Можно было вам записку оставить, но я этого не сделал.

— Почему вы все время от меня отворачиваетесь? — спросила Алиса.

Долдри медленно повернулся. Он был бледен, на щеках трехдневная щетина, глаза покраснели и слезились, под ними залегли тени.

— Что-то случилось? — с тревогой спросила Алиса.

— Со мной все в порядке, — ответил Долдри, — а вот моему отцу взбрело в голову не проснуться утром в понедельник. Три дня назад мы его похоронили.

— Заходите, я напою вас чаем, — пригласила его Алиса.

Долдри поставил чемодан и последовал за соседкой. Поморщившись, он рухнул в кресло. Алиса подвинула табурет и села напротив.

Долдри рассеянно смотрел на стеклянный потолок. Уважая его чувства, девушка молчала, и так прошел почти час. Потом Долдри вздохнул и встал.

— Спасибо, — сказал он, — это именно то, что мне было нужно. Теперь пойду к себе, приму душ — и спать.

— Прежде чем спать, приходите поужинать, я приготовлю омлет.

— Мне что-то есть не хочется.

— И все же поешьте, так надо, — сказала Алиса.

Немного погодя Долдри вернулся. На нем был свитер, фланелевые брюки, волосы все еще растрепаны, под глазами круги.

— Простите за мой вид, — сказал он, — кажется, забыл у родителей бритву, а другую искать уже поздно.

— А вам идет борода, — ответила Алиса, впуская его.

Они поужинали за сундуком, Алиса открыла бутылку джина. Долдри охотно выпил, но аппетита у него не было. Только из вежливости он заставил себя съесть немного омлета.

— Я дал себе слово, — сказал он, когда повисло молчание, — однажды поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Объяснить ему, что я живу так, как захотел сам. Я никогда не судил его, хотя и стоило, и надеялся, что он так же поступит со мной.

— Даже если он запрещал себе говорить это вслух, я уверена, он вами восхищался.

— Вы его не знали, — вздохнул Долдри.

— Что бы вы ни думали, вы его сын.

— Я сорок лет страдал оттого, что его нет рядом, и привык к этому. А теперь, когда он умер, почему-то стало еще больней.

— Я понимаю, — тихо сказала Алиса.

— Вчера вечером я зашел к нему в кабинет. Мать застала меня за тем, что я рылся в его столе. Она подумала, я ищу завещание, а я сказал, мне плевать, пусть брат с сестрой об этом волнуются. Единственное, что я надеялся найти, — записку или письмо, которое он мне оставил. Мать обняла меня и сказал: «Бедный мой мальчик, он ничего тебе не написал». Я не мог плакать, когда гроб с его телом опускали в землю. Я не плакал с того лета, когда мне было десять: я тогда упал с дерева и здорово расшиб коленку. Но сегодня утром, когда дом, в котором я вырос, исчезал в зеркале заднего вида, я не смог сдержаться. Пришлось встать у обочины, я не разбирал дороги. Показалось таким нелепым, что я сижу в машине и плачу, как ребенок.