Михаил Липскеров - Жаркой ночью в Москве...

Я сажусь рядом с Олей. И тут троллейбус останавливается. Из кабины выходит водитель, здоровенный кобель с очень, ну просто очень серьезным лицом, подходит к нам и спрашивает:

– Мужик, а у тебя выпить есть что?

А я молчу, потому что выпить у меня нет что. И водитель это понимает! Он возвращается в кабину и приносит бутылку ликера «Шартрез».

– Бери, мужик. «Шартрез». Сладкий. Его без закуски можно. А то где ты во дворике или еще где загрызть найдешь. Хотя за Зачатьевским монастырем во дворе у Курсового, 12 вот такая вот заячья капуста растет. Я там комнату снимал, помню… Так что в случае чего… – И он ушел в кабину.

Хорошая профессия – водитель троллейбуса.

И все сложилось. Вот почему телефон занят. Я ж к себе домой по своему телефону звонил. 224-51-33. И Оля – это моя жена. Которая на даче. И теща там. И все. И ребенок у нас родился. Это к нему я от Лерика возвращался. А то как же ребенок без отца? А то что у Лерика – того-этого самого… Так чего ж тут поделаешь? Не она первая, не она последняя. Ох, скольким я обещал потом позвонить и не позвонил. Только за сегодняшнюю ночь штук пять набралось. Или шесть. А по стране… Хорошо погулял. Есть что вспомнить. А есть что забыть. Это природа. А природа, она разная. Один всю жизнь с одной, ему хорошо. А другой медсестру по пути из реанимации в морг за задницу держит и крышку гроба без помощи рук поднимает. Потому что – природа. А против природы не попрешь. Вот я и не пру.

Скоро Оля приедет с дачи. Ко мне. Любит! Попеременно. То дачу, то меня. А ночь эту проклятую – забыть и растереть. Как не было ее. Как и этой записной книжки нет. И имен нет. Не было Лерика, Светика, пасхальной чувишки, Дани, Таньки-пионервожатой, девиц из Подольска, которые небось до сих пор вспоминают, как они с Брежневым… Да и прочих нет. Ни-ко-го нет.

И вот записная книжка летит в окно. Распахивается в рапиде и листочки, неровно планируя, падают на мостовую и тротуар Савельевского (ныне Пожарского) переулка будущей Золотой мили славного города Москвы. И из каждой странички при приземлении вылетают чувишки и в беспорядке заполняют пространство от Остоженки до Курсового переулка. Господи, сколько же их! И все кричат снизу:

– Ты обещал перезвонить…

– Я жду…

– Сколько можно…

– Ми-илый…

– Позвони, Мишка…

– Ты все забыл?..

– А тебя все нет и нет…

– А меня уже нет…

– И меня…

– На Приморском бульваре…

– Код Питера 812…

– А в Нелидово со мной никто…

– В Цахкадзоре сейчас лето…

– Ты летом обещал…

– И не позвонил…

– Сережка уже старше тебя тогда…

– А ты и не знал…

И десятки криков…

И девицы, и женщины, и девочки…

Одни, как тогда…

А другие…

Жуть…

Во, время летит…

Ой, не красит…

Надо, надо ко всем спуститься… Извините, если что не так… Память виновата… Ну, забыл… С кем не бывает… И потом… Я же всех забыл… Не кого-то там одну… А всех…

Родовая забывчивость…

– Герасим, помоги мне спуститься. Надо доставить дамам радость. Сколько лет ждали. Томились в ожидании, можно сказать.

– Конечно, Михаил Федорович, конечно. Вот и Джим поможет. А то вы всю темную ноченьку выпивали-с… А ножки у вас и без того слабенькие… Только-только дойти…

– Да-да, конечно… А куда дойти-то?

– А до телефона.

– Так вот же он, на столе…

– А этот, Михаил Федорович, как бы не работает…

– Как не работает?! Всю ночь работал, а сейчас не работает?

– А сейчас не ночь, а утро. И люди вас ожидают. Кому вы перезвонить обещались.

Герасим вырвал провод из розетки. Потом они с Джимом взяли меня под руки и повели вниз. Не спрашивайте, как кот и канарейка могут вести вниз пожилого мэна ниже средней трезвости. Вели и вели. И довели.

Солнце было на небе…

Видно, не до конца оно свалило на Запад…

И по тротуарам стояли женщины, девушки, девицы…

От самой Остоженки до Курсового переулка…

И при виде меня зааплодировали…

Заслужил на старости лет…

Только радости в лицах я не углядел…

Не было радости в лицах…

Ни тут, у истоков Савельвского переулка…

Ни по течению его вниз…

Ни у впадения его в Курсовой…

А там женщины, девушки, девицы закончились…

Там стояла виселица. Виселица как виселица. Что, вы виселиц никогда не видели? Только без веревки. А виселица без веревки – она неполноценная. Она даже и не виселица вовсе. Ну где вы видели виселицу без веревки? Так что, ребята, погодим пока. А вы аплодируйте, аплодируйте. Мне это приятно. Я ж как-никак артист…