Александр Донец - Англия изнутри - записки нелегала

Уже в самом конце, когда мы стояли в очереди на получение денег, Володя пытался шутить, что-то говорил, как будто ничего между нами не произошло. Я не реагировал.

— Ты что-то серьезный сегодня, — сказал Володя.

— Да он на нас обиделся, — ответил ему Виталя.

— На нас? Нет, Саня знает, что мы шутим.

Я ничего им не ответил, возможно, белорусы и пожалели о том, что сказали, но слово не воробей. Сказали и молодцы, проявили свою сущность еще до того, как могли показать себя во всей красе. Решили вдвоем повыделываться перед Лесей, показать какие они крутые ребята. Ну, флаг вам в руки, я не стал высказываться, это все равно бы ничего не дало. К тому же, в перспективе я должен был встретиться с их Татьяной в Лондоне. От нее я думал получить помощь, поэтому я не стал заострять углы, каждый из нас сделал свои выводы из этого случая.

В любом случае я уезжал через 3 дня, поэтому поневоле приходилось общаться. Я только начал избегать лишних встреч с ними, мне это было неприятно, осадок все равно оставался.

В пятницу вечером, после работы, когда мы с Юрой уже поели, я сходил душ и зашел в караван. Когда увидел что на кровати Юры, рядом с ним сидела украинка, студентка Оля. Я улыбнулся.

— О, у нас гости, — и начал развешивать полотенце.

— Выйди из каравана! — громко сказал Юра, — Ты что, не видишь, что мешаешь!

«Еще один белорус сошел с ума! — подумал я, причем как-то даже не удивляясь, — Видно у них сегодня эпидемия».

Я намерено, не торопясь, повесил полотенце, медленно разровнял его, после чего вышел, не закрывая дверь.

Пусть сам закрывает, — подумал я.

Я направился к телефонной будке, несколько недель я не звонил домой и перед тем как уехать в Лондон, нужно было предупредить родителей, что я пока не буду выходить на связь. Когда в Лондоне определюсь, тогда и позвоню.

По дороге я думал о людях, с которыми жил все это время и доверял им. Володя и Виталя проявили себя не лучшим образом, причем там, где их слово все равно ничего не решало. Юра, сейчас, тоже показал, что он обо мне думал. Из всех людей, с которыми я близко сошелся на ферме, если не брать студентов, оставался только Римас, литовец, про которого я мог сказать, если этому человеку что-то во мне не нравилось, он не кривил душой и говорил об этом. У нас с ним не было пререканий, если не считать инцидента с письмом, но тот случай мы даже не вспоминали, хотя, по сути, мы часто спорили по разным вопросам. Но получалось, что литовец был честнее и открытее чем белорусы, у Римаса была масса возможностей ударить меня исподтишка, через того же супервайзера Йонеса.

Здесь, на ферме, я еще раз осознал то, что наши украинцы, белорусы, русские, не обязательно являются мне союзниками. Кроме того, так уж получалось, что в Лондоне я первое время смог выжить благодаря поляку Питеру. Хотя про поляков я наслушался еще в автобусе на Лондон, да и на ферме, тоже стал относиться к ним не лучшим образом. Здесь же, Римас, по национальности литовец, о которых тоже рассказывали всякое, являлся моим реальным другом, в помощи которого я не раз убеждался. А белорусы, оказались просто временщиками на моей дороге.

Пока я дошел до телефонной будки, все эти мысли пронеслись у меня в голове. Стало немного неприятно, создалось впечатление, что я окунулся в пруд с грязной водой. В очередной раз я сказал себе: как правильно ты делаешь, что уезжаешь отсюда!

Я поговорил с родителями, с Наташей, после чего направился к себе, когда я зашел в караван, Оли уже не было. На обратной дороге я решил для себя не акцентировать внимание на этом инциденте, в конце концов, нам с Юрой осталось прожить 2 дня, не стоило их омрачать бесполезным дележом уже чужой для меня территории.

Юра спросил:

— Ты что обиделся?

— Нет.

— Я смотрю, ты не собираешься уходить, а мы с Олей сидим, разговариваем, вот я и…

— Понятно, — я разделся и залез в спальник, — давай спать, завтра мой последний рабочий день.

— Ты не кипятись, ты уезжаешь, меня одного здесь не оставят, значит, к кому-то поселят. А мне здесь нравится, вот я и решил побеседовать с Олей, она девушка ничего себе, уезжает тоже примерно через месяц.

— Ну и что, она согласна?

— Нет, будь я моложе, как ты, все было бы проще, а я для нее как папа, стесняется, морозится.

— Ну, может, когда уеду, тебе повезет.

— Может и повезет.

Последний рабочий день ничем особым не отличался. Когда я уходил с поля, у меня не возникло никаких чувств, я был рад тому, что поле с клубникой для меня закончилось.