— Если ты этого хочешь, — немедленно согласился М2.
— И расходов на жизнь тоже?
— Конечно.
— Он это опять серьезно, — подбодрил Йоссарян своего недоумевающего сына. — Майкл, ты, может быть, и не поверишь — я сам в это не верю, — но иногда в этом мире бывает столько денег, что трудно себе представить, как эта планета может вместить такую уйму и не провалиться в тартарары.
— А откуда они берутся?
— Этого никто не знает, — сказал Йоссарян.
— А куда они уходят, когда их нет?
— Это еще одно белое пятно в науке. Они просто исчезают. Как и молекулы трития. Сейчас их много.
— Ты пытаешься меня купить?
— Я думаю, я пытаюсь тебя спасти.
— Ладно, я тебе поверю. Что я должен делать?
— Несколько эскизов, — сказал М2. — Ты разбираешься в технических кальках?
— Попробую разобраться.
На столе для заседаний в соседнем наружном внутреннем зале для заседаний сразу же за ложной задней стенкой второго пожаробезопасного щита из толстого железобетона с кнопками сигнализации и светящимися тритиевыми циферблатами были разложены заранее отобранные пять калек, необходимых для того, чтобы воображение художника могло трансформировать их во внешний вид самолета.
Майклу потребовалась минута, чтобы уловить связь между бездушно переплетающимися белыми линиями на ярко-синем фоне, поначалу показавшимися диковинным орнаментом с таинственными письменами на не поддающихся расшифровке алфавитах.
— Мне кажется, это довольно уродливо. — Майкл испытал позыв заняться чем-нибудь другим, что отвечало бы его способностям. — Так вроде бы смахивает на летающее крыло.
— Разве есть крылья, которые не летают? — поддразнил его Йоссарян.
— Крылышки отложного воротника, — ответил Майкл, не отрывая от калек аналитического взора. — Крыло здания. Крыло политической партии.
— Ты что, еще и книга читаешь?
— Иногда.
— А как выглядит летающее крыло? — М2 стал человеком-губкой, на его лбу и подбородке сверкали капельки пота.
— Как самолет без фюзеляжа, Милоу. У меня такое чувство, будто я уже видел это раньше.
— Надеюсь, что нет. Наш самолет новый.
— А это что? — показал Йоссарян. В нижнем левом углу всех пяти листов экспликация перед копированием была прикрыта черной лентой, на которой была напечатана белая буква «Ш». — Я уже видел эту букву.
— Ее все видели, — беспечно ответил Майкл. — Это обычный трафарет. А вот это что за чертовщина?
— Я и об этом говорю.
Справа от буквы «Ш» виднелся след крошечных буковок, похожих на сплющенные загогулинки, и пока Йоссарян водружал на нос очки, Майкл сквозь увеличительное стекло рассмотрел строчную букву ш, многократно повторенную от руки с восклицательным знаком в конце.
— Значит, — заметил он, все еще пребывая в веселом настроении, — вот как вы собираетесь назвать свой самолет — «М и М Шшшшшш!»
— Ты же знаешь, как мы его назвали. — М2 был оскорблен. — Он называется Досверхзвуковой невидимый и бесшумный оборонительно-наступательный атакующий бомбардировщик второго удара.
— Мы бы сэкономили время, назвав его «Шшшшшш!» Скажи мне еще раз, чего вы хотите.
М2 говорил неуверенно. Требовались симпатичные изображения самолета в полете — вид сверху, снизу, сбоку, и по крайней мере одно — самолета на земле.
— Рисунки не должны быть подробными. Но сделай их похожими на самолеты в комиксах или научных фильмах. Детали опусти. Отец не хочет, чтобы они видели детали, пока не заключен контракт. Он больше не очень-то верит правительству. И еще они хотят иметь вид самолета, как он будет выглядеть на самом деле, если они все же захотят его сделать.
— А почему вы не попросите ваших инженеров? — задумчиво сказал Майкл.
— Мы не очень-то верим нашим инженерам.
— Когда Иван Грозный, — начал размышлять вслух Йоссарян, — завершил строительство Кремля, он повелел казнить всех архитекторов, чтобы никто из них не мог повторить это творение.
— И что же в нем было такого грозного? — недоуменным голосом спросил М2. — Я должен рассказать об этом отцу.
— Оставьте меня одного, — сказал Майкл, потирая подбородок и сосредотачиваясь. Он уже стягивал свой вельветовый пиджак, насвистывая про себя мелодию из Моцарта. — Если закроете дверь, помните, что я здесь заперт, и не забудьте меня когда-нибудь выпустить. — А для себя он вслух заметил: — Очень миленькая штучка.
Он цинично предвкушал многомесячные бессмысленные праздничные церемонии конца века, которые приобретут к тому же характер политических кампаний, и военный самолет «М и М» мог бы стать идеальным гвоздем программы. Нет сомнений в том, что первый младенец, рожденный в новом веке, родится на востоке, но на сей раз гораздо восточнее Эдема.
Читать дальше