Алесь Кожедуб - Уха в Пицунде

Да, иная была водка в том Коктебеле, иная закуска, да и козочки, скажу я вам…

С одной из них ночью мы отправились на Карадаг.

Как-то после обеда я подошел к бочке выпить пива, взял кружку и встал рядом с длинным парнем, держащем на поводке здоровенного ротвейлера.

— Слышь, — сказал парень, — у меня сегодня день рождения. Приглашаю.

Он был пьян, но не очень.

— Куда? — спросил я.

— На Карадаг, — махнул рукой парень, — я там егерем. Вон, видишь распадок между горами? Прямо туда рули, и выйдешь к нашему дому. Но постарайся придти засветло. В темноте заблудишься.

— Ладно, — сказал я. — Тебя как звать?

— Андрей.

— Часов в восемь приду. С девушкой можно?

— Конечно! — хлопнул меня по плечу Андрей. — Подарков не надо. Гулять будем!

Ротвейлер, с тревогой заглядывающий ему в лицо, вспрыгнул передним лапами на столик и обнюхал меня. Затем он снова уставился на хозяина.

— Сейчас пойдем, — сказал ему парень. — Ты из Дома творчества?

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Видно, — ухмыльнулся Андрей.

Ротвейлер гавкнул с тоскливым подвывом.

— Иду, иду, — поднял руки, сдаваясь, Андрей. — Значит, книжку свою подписывай и приходи. Погуляем.

Собака дернула и потащила хозяина по дороге, уходящей к Карадагу.

После ужина я и Катерина отправились на Карадаг. Проселочная дорога петляла между виноградников. Я с беспокойством поглядывал на небо — южная ночь накрывает землю, как одеялом, и всегда внезапно. Катерина беспечно прыгала рядом, ей было глубоко наплевать, заблудимся мы или нет. Мне это нравилось.

К огромному дому, похожему на сарай, мы подошли уже почти в темноте.

— Вроде, сюда, — сказал я, с сомнением глядя на мрачную громадину строения. — Но где же дверь?

— Вон ворота, — показала Катерина.

Я потянул железное кольцо на себя, ворота со скрипом отворились, и я в ошеломлении замер. Передо мной был длинный ряд столов, теряющийся вдалеке, за ними сидело человек двести, не меньше. В одном конце пели, в другом пили, и на нас никто не обращал внимания.

— Я боюсь!.. — крикнула в ухо Катерина, прижавшись ко мне упругим бедром.

Подскочил знакомый ротвейлер, обнюхал нас и галопом умчался в глубь помещения.

— Где Андрей? — спросил я человека, повернувшего к нам красное лицо.

— Спит, — сказал человек и двумя руками отодвинул от себя соседа. — Садись.

Мы с Катериной свободно уместились рядом с ним.

— Андрей нас приглашал, — сказал я человеку.

— Сюда можно без приглашения, — засмеялся он. — Ешь и пей, все, что видишь, твое. У нас просто.

На столах в бутылях стояло белое и красное вино. Мы чокнулись с соседом и выпили.

— Сколько Андрею стукнуло? — спросил я.

— Тридцать. Или тридцать пять. Старый уже, а не женится. Твоя подружка красивая.

— Козочка, — сказал я.

Катерина стукнула меня под столом ногой.

— Хорошая козочка, — сказал я.

Катерина фыркнула и отвернулась. Когда она сердилась, ее темные раскосые глаза становились желтыми, что мне тоже нравилось.

Я огляделся. Да, пир был настоящий. Столы ломились от жареных поросят, кур и индюшек, в блюдах лежала истыканная вилками запеченная толстолобая кефаль, миски были заполнены фаршированными перцем и баклажанами, из кастрюль выглядывали крупные початки сваренной кукурузы. Круги сыра, горы овощей и фруктов, кувшины с простоквашей и квасом… У меня голова пошла кругом.

— Откуда он такой богатый?

— Это не он богатый, а его мать, — сосед показал глазами на женщину, сидевшую в торце стола.

Я присмотрелся. Да, это была истинная хозяйка. По мановению ее руки молодки-разносчицы разлетались в стороны, как брызги. Я поймал ее мимолетный взгляд — и мне стало зябко.

— Андрей проснется? — спросил я соседа.

— Может, к утру.

— Ну, тогда мы пошли.

Я оставил на скамейке книгу, и мы с Катериной вышли за ворота. Следом выскочил ротвейлер, некоторое время молча сопровождал нас, потом развернулся и ускакал в темноту.

— Вот это жизнь! — сказала Катерина.

— Тебя бы сюда на месяц, — хмыкнул я.

Действительно, неплохо было бы отправить ее в этот сарай на перевоспитание.

— Я здесь и дня не выдержала бы, — заносчиво сказала она из темноты.

Я улыбнулся. В старосветской жизни мне как раз и нравилось то, что таких, как Катерина, можно было ни о чем не спрашивать.

— Я и за тебя замуж не пойду, — снова сказала она из темноты. — Самодур!

Я пожал плечами.

По дороге мы забрели в виноградник и наощупь стали рвать почти дозревшие гроздья. Ночь, как ни странно, была светла, и горные склоны представлялись лунным или марсианским пейзажем. Окрестности Коктебеля вообще отдают чем-то инопланетным.