Константин Смелый - Это даже не умрёшь

- Да, мы знаем, – громко сказала Катя.

- ...Здесь в посёлке две такие подстанции. На каждой есть, грубо говоря, рубильник, при помощи которого можно обесточить полпосёлка, если, скажем, серьёзные ремонтные работы надо провести. И здесь так заведено, что дом, который ближе всего к подстанции, присматривает за ней, в некотором смысле. В этом доме хранится ключ от подстанции, и если, скажем, выбивает предохранитель, или какие-то другие непредвиденные обстоятельства...

- То есть дядя Митя пошёл на подстанцию посмотреть, в чём дело, – снова перебила Катя.

- Совершенно верно, – Метёлкин был слишком взволнован, чтобы обижаться. – Дядя Митя взял фонарик, вышел из дома и направился к подстанции. Был он, как обычно по вечерам, под шафе, и поэтому никто его впоследствии не стал слушать. Подоспели к тому же известные события, народу стало не до того, да и самому дяде Мите стало не до своих видений... А видел он – я не знаю, обратили ли вы внимание, что на северной окраине посёлка есть несколько прудов. Их после войны выкопали для разведения карасей. Подстанция находится слева от самого крупного пруда, если стоять к посёлку спиной. Дядя Митя открыл подстанцию и обнаружил, что предохранитель-таки вышибло, причём довольно радикальным образом. Палёной проводкой пахло очень сильно. Дядя Митя удивился – ночь была очень тихая – и рассудил весьма здраво, что при таком раскладе копаться в трансформаторах лучше утром, на трезвую голову. Он запер будку, собрался идти домой и в этот самый момент заметил зелёные огни в пруду...

- Маленькие? – взорвался Борис. – Продолговатые? Они извивались?

- Именно так! Именно! – всплеснул руками Метёлкин. – Дядя Митя, если память мне не изменяет, употребил слово «шевелились». «Как будто», говорит, «утопленники на дне сидят и курят в темноте – только огоньки папирос видать»! Рассказывал, что хмель с него как рукой сняло и что перепугался он до полусмерти, поэтому смотрел на эти зелёные подводные папиросы недолго. Примчался домой, стал бить тревогу: дескать, караул, энлэо в пруду. Вы тоже помните, я полагаю, как в то время ни одна уважающая себя газета не выходила без сообщения об очередном НЛО...

- С ума сойти, – Катя встала из-за стола и взволнованно прошлась вправо-влево. – Всё так аккуратно сходится... Просто... как в кино. Этот пруд – из него берут – брали тогда воду? Дети купались в нём?

- Воду из него обычно не берут, – Метёлкин покачал головой. – Разве только для полива, в особенно засушливые годы. Миша Ефимов, когда ещё жив был, ставил туда один раз насос. Но в девяносто первом с дождём всё было в порядке, это я хорошо помню...

- А с Мишей что с этим случилось? Вы говорите: «когда жив был»...

- С Мишей? Всё та же подстанция случилась. Отключился свет во время ночной грозы – в девяносто девятом это было. Миша полез копаться в проводах поддатый. Долго его колотило. Даже обугливаться начал. А что про детей вы спрашиваете... Купаться в прудах всем детям строго-настрого запрещено. Вода там всё-таки цветёт, пиявки водятся, да и на дне шут знает что валяется. Но, вы знаете, я вполне допускаю, что Зина могла туда тайком залезть, когда услышала про дядимитиных утопленников с зелёными папиросами. Она очень пытливая была девочка, очень. До этой, как вы говорите, неизвестной науке болезни.

Катя ещё несколько раз прошлась туда-сюда вдоль стола.

- Вадим Ильич, вы не обидитесь на нас, если мы сбегаем посмотрим на этот пруд рядом с подстанцией? Я понимаю, он никуда не денется, да и ничего такого в нём больше нет, наверное, но нам просто чтобы... Чтобы успокоиться. Мы только посмотрим и вернёмся к вам. Мы можем даже забежать в магазин и взять ещё шампанского, если там есть.

Лицо Метёлкина осветила отеческая улыбка, тёплая, как июньское солнце, медленно сползавшее в мешанину деревьев, крыш и столбов за его спиной.

- Катя, я вас прекрасно понимаю. Бегите! Бегите скорей! Мир, как вы говорите, стоит на пороге открытия. Ребята, меня самого переполняют... Меня... Что может быть более волнующе, чем стоять в шаге от неизвестного... Ну же! – он встал и замахал руками. – Я не то что не обижусь – я настаиваю!

- Мы сразу же вернёмся, Вадим Ильич.

Катя допила шампанское и стремительно пересекла пространство между избушкой Метёлкина и домиком Зининых родителей. Борис поскакал вслед за ней. Катя зашла внутрь домика, чтобы достать сто рублей из неприкосновенного запаса. Борис свернул в туалет.

Когда он вышел, Катя стояла у калитки, лицом к дому, и загадочно улыбалась.