Константин Смелый - Это даже не умрёшь

- Ну бог с тобой, – Жук нетерпеливо отмахнулся от компьютера.

Он достал из стола «Кэнон», поменял объектив, прикрепил вспышку и сделал тридцать два снимка разных частей тела Машеньки, для чего её пришлось ещё пару раз перевернуть. После этого наконец пришла очередь разложенных на столике инструментов. Жук надел перчатки, ввёл в левую руку Машеньки анестетик, взял пробу крови из вены и выцедил её в длинную пробирку, уже занятую до половины бесцветной жидкостью. Кровь красиво заклубилась. Жук полюбовался ею и вытянул вторую пробу, которую поместил в пустую пробирку поменьше. Бросив все три использованных шприца в ведро под раковиной, он взял скальпель и аккуратно срезал слой ткани толщиной около миллиметра с подушечки большого пальца Машеньки. Срезанный лоскут он стряхнул со скальпеля в маленькое прозрачное блюдце, также заполненное жидкостью.

Оставалось только перевязать обрезанный палец. Жук сделал это, снял перчатки, накрыл Машеньку покрывалом, откатил в сторону столик с инструментами и образцами, настучал полстраницы текста на компьютере и вышел, выключив за собой свет.

Ему ужасно хотелось курить.

На крыльце он столкнулся с коренастой женщиной в чёрных резиновых сапогах и забрызганном грязью белом халате.

- Роман Романыч! – воскликнула она.

- Дарья Васильевна, – произнёс Жук, с опаской осматривая непорочную белизну собственного халата. – Что стряслось?

- Я это, ничего такого, к Вике за деньгами на корм... Вам хотела только сказать, что Чушка заболела, кажется. Надо бы это, в общем, ветеринару её показать.

- Это которая из них Чушка? – Жук нахмурился и достал из американского почтового ящика слева от крыльца сигареты и зажигалку.

- Которая молоденькая самая, с мордочкой чёрной. В феврале её только купили. Не хочет ничего есть и всё першит горлышком. Два дня уже.

- Она в отдельном загоне у нас?

-

В отдельном, в отдельном! Само же собой!

Никита, подобно Амели Пулен с Монмартра, имел в жизни свои маленькие радости. Ему нравилось смотреть, как прорастает луковица, поставленная в баночку с водой. Ему нравилось заезжать домой в середине дня и там, на кухне, слушая Лав-Радио, делать себе два бутеброда из батона с изюмом и дешёвой варёной колбасы, которые запивались сладким чаем из большой (0,6 л.) кружки. Он любил набирать комбинацию из нулей и звёздочек на мобильнике и слушать, как смонтированный женский голос говорит «На вашем счёте осталось тридцать долларов семьдесят четыре цента». Зимой он получал огромное удовольствие по утрам, очищая стёкла машины от инея и попыхивая зажатой в зубах сигаретой.

Наиболее изощрённой и нечастой радостью Никиты было услышать в жаркий день от кого-нибудь малознакомого «ну и жарища – Ташкент просто». Если это случалось, он снисходительно замечал, что хилая московская жара даже рядом не лежала с температурным беспределом, который каждое лето творится в Ташкенте. Никите нравилось быть специалистом по Ташкенту. В 85-ом году его папу отправили туда прямо из ГДР, вместе с семьёй и понижением оклада. Звание, впрочем, понижать не стали. Почти до самого конца Советского Союза Никита жил в одном из более приличных домов на улице Хорезмской и ходил в полтинник, то есть школу №50. Она была одной из наиболее русских в Узбекской ССР. «С низким процентом узкоглазия», удовлетворённо острил папа и добавлял «чучмеклос», демонстрируя знание немецкой морфологии. Папа происходил из нордической Вологодской области.

В школе Никита, тем не менее, дружил с Вовчиком – лишь наполовину нордическим сыном русского инженера и узбекской учительницы. С Вовчиком Никита ходил на самбо, пил свою первую водку, курил первый план, ненавидел классную руководительницу Софью Исааковну, говорил о девочках. Один раз ездил с ним на Каспийское море. После того, как семья Никиты переехала в Рязань, они с Вовчиком даже переписывались несколько лет.

В Рязани Никита прошёл через военное училище. За училищем последовала короткая, но памятная десантно-командная карьера. В ходе этой карьеры он потерял связь с Вовчиком.

Связь неожиданно восстановилась в тот момент, когда Вика с Машенькой и гостинцами скрылись в подъезде многоквартирного дома в г. Чехов. Никита как раз опустил стекло, закурил и взял в руку телефон, чтобы получить порцию невинного удовольствия.

Удовольствие не состоялось. Телефон зазвонил. Номер был московским и незнакомым.