Константин Смелый - Это даже не умрёшь

По возвращении из туалета папа опустился на прежнее место.

- Ну, как литература? – вкрадчиво спросил он, отхлебнув.

- Очень интересно, – ответила Зина. – Я могу тебе что-нибудь посоветовать почитать, если у тебя есть свободное время. В июле я читала зарубежную классику. Это позволяет увидеть корни. Появляется чувство исторической перспективы. Литература итальянского Возрождения удивительно многоплановая. Лично мне из зарубежной литературы близок немецкий романтизм. Но с начала августа у меня по плану идут русские авторы, по большей части. Это, папа, как земля и небо. Сразу чувствуешь, насколько тоньше русская литература. Чувствуешь, насколько ближе она твоей душе. Чем больше я учусь, пап, тем лучше понимаю, что литература – наше главное богатство. Сейчас я...

- Это ты правильно понимаешь, – громко перебил её папа. – Это наше главное богатство. Больше ни хера у нас нет.

Он отхлебнул и для разнообразия поморщился. Доцент Метёлкин, владелец дачного домика через дорогу, громко поздоровался из-за забора и пошёл дальше по своим делам.

- Привет, привет, – запоздало откликнулся папа. – Рисуй доллары, доцент... Что я, тебе, Зинуля, скажу, чудо ты наше бессмертное. Тебя, ясен пень, только вечное интересует. И это прекрасно, Зинуля, прекрасно. Литература... Историческая перспектива... Неее, я не вижу ни хера никакой исторической перспективы. Только вижу исторический кобздец. Может в твоей тонкой литературе написано где-нибудь, почему так? А? Написано? Пушкин писал об этом?

- О чём? – прошептала Зина.

- Почему везде чужих сначала имеют? А у нас своих имеют в первую очередь? От тонкости, что ли? Деликатные они у нас очень, да... Стеснительные... Вот чё бы нормальная страна сделала? Нормальная страна набрала бы кредитов за границей, а потом сказала бы, миль пардон, нету у меня денег. Жопа только голая и ракеты у меня. Не буду ни хера отдавать. И вот чё вы все будете делать... Или напечатала бы денег. Включила бы станок и напечатала. Леса много. Бумаги хватит. Городов хватит. Но неее, ни хера... Они ж тока что нолики убрали с бумажек. Копейку вернули в оборот. С гордостью. Как же ты тут будешь деньги печатать. Некрасиво. Опять нули полезут... Неее, ясен пень, лучше всего у своих деньги отобрать. Своих отыметь. Дерьмо не надо из избы, здесь все привычные. Государственные облигации... Государство... Твоя родина – эмэмэм, Зинаида. Понимаешь? Эм—эм—эм. Наша историческая перспектва – пирамидостроение. Написано об этом в литературе? Если не написано, я тебе щас расскажу, ты сама напишешь потом. Может, прославишься. Сначала, Зинаида, всех сгоняют строить пирамиду, как в Египте, вручную. Пóтом и кровищей. А в конце эта пирамида разлетается на хер и пришибает всех. Кто не спрятался, я не виноват. Потому что проект на коленке рисовали. И так ещё одну пирамиду. А потом ещё одну... Ты вот, Зинаида Бессмертная, ты молодец у нас. Будешь духовно богатая. Ты ещё в бога зря бросила верить, бог – это вообще железно. Ушла бы в монастырь, там никого ничего не колышет. Мирись с бабой Наташей, пока не поздно... Потому что иначе пришибёт. Как меня. Пять лет, блядь, откладывал. Своё дело хотел. С корешом всё прикинули. Всё просчитали. Потом пошёл, блядь, в банк. Весной. Старомодно, сказали, деньги под матрасом держать. Отсталость это, дядя. Деньги должны работать. У них в банке. Он динамично развивается... – папина рука, державшая коньяк, затряслась. – Ллллитература, да... Иди-ка ты всё-таки в монастырь, Зинуля. Жизнь – это не литература. Она ни хера не тонкая. В жизни жрать надо. Деньги надо зарабатывать. И в зубах их держать, эти деньги. Неее, однозначно в монастырь, Зинаида. Там учитаться можно книжками... А вообще, – папа развернул голову и смерил сжавшуюся на краешке скамейки Зину взглядом с поволокой. – Вообще, чё тянуть всю эту волынку. Тебе не впервой. Иди, повесься где-нибудь за посёлком. Может, в этот раз получится до конца. Вот тебе, погоди... – папа порылся в своих спортивных штанах и извлёк оттуда маленький складной ножик с шестью лезвиями. – На, держи. Срежешь у доцента бельевую верёвку. Только петлю повнимательней завязывай. Ну, давай, вперёд... – он легонько подтолкнул Зину локтем.

Зина встала, всхлипывая и сжимая ножик в трясущемся кулаке.

Папа развернул голову обратно, встряхнул бутылку и отхлебнул больше обычного.

- Советую на старой овчарне. Там много балок удобных, – добавил он.

- Хорошо, папа, – Зина поковыляла к калитке.

За калиткой она бросилась бежать. Она срезала бельевую верёвку в незнакомом огороде на краю посёлка и повесилась на старой овчарне. Пятьдесят минут спустя, когда мама прибежала туда вслед за ней, Зина медленно крутилась над опрокинутым ржавым бидоном. Ещё через полминуты верёвка обрвалась.