Лорен Оливер - Прежде чем я упаду

Автомобили кончаются; я с трудом пробираюсь вперед, мысленно проклиная себя за то, что не взяла фонарик, проклиная двенадцатое февраля, проклиная Джулиет Сиху. Теперь понятно, что розы были дурацкой идеей, даже оскорбительной. Я думаю о Джулиет и Линдси много лет назад в палатке, когда испуганная, униженная Линдси ткнула в Джулиет пальцем и все завертелось. Долгие годы Джулиет хранила секрет Линдси. «Я надеялась, что все наладится».

И в то же время чем больше я размышляю, пока хлещет яростный ливень, тем больше злюсь. Это моя жизнь, безбрежная мешанина возможностей — первых поцелуев, последних поцелуев, колледжа, квартир, брака, ссор, извинений и счастья, — сведенных к точке, секунде, доле секунды, уничтожена в то последнее мгновение поступком Джулиет, ее местью нам, местью мне. Чем дальше я от вечеринки, тем более четкий у меня настрой: «Нет. Этому не бывать. Что бы мы ни сделали, этому не бывать».

Затем дорожка внезапно обрывается, и передо мной расстилается Девятое шоссе, блестящее, словно лента реки, жидкое серебро, подсвеченное лужицами света. Я понимаю, что затаила дыхание, только когда выдыхаю и ловлю воздух, благодарная за то, что наконец-то светло.

Смахнув капли дождя с глаз, я поворачиваюсь налево, изучая опушку леса в поисках Джулиет. Отчасти мне хочется верить, что наша беседа пошла ей на пользу, что-то значила для нее. Возможно, она все-таки отправилась домой. В то же время я отлично помню ее тихий, безжизненный голос; где бы она ни была в тот миг, она была не со мной. Она заблудилась, потерялась в тумане — не то воспоминаний, не то всего, что могло пойти иначе.

За спиной ревет автомобиль, и я подскакиваю. Приземляясь, я поскальзываюсь и падаю на четвереньки на лед, пока машина мчится мимо, а за ней другая и мотор рокочет как гром. Затем гудок, волны звука окружают меня, становясь все громче и громче. Я поднимаю глаза и вижу фары автомобиля, несущегося прямо на меня, Пытаюсь пошевелиться и не могу. Пытаюсь закричать и не могу. Я прикована к месту, фары становятся огромными, как луны, и парят повсюду. В последнюю секунду автомобиль чуть виляет в сторону и проносится так близко, что я ощущаю жар мотора, запах выхлопного газа и слышу строчку песни, пульсирующей в радио: «Жги, пали, рви». Машина удаляется, продолжая гудеть, и растворяется в ночи. Бас в динамиках все тише и тише — далекий пульс.

Мои ладони ободраны об асфальт, сердце колотится так быстро, что готово выскочить из груди. Медленно, дрожа, я поднимаюсь. С другой стороны дороги проезжает еще один автомобиль, на этот раз медленно; вода из-под шин брызгает в обе стороны.

А затем, в пятидесяти футах впереди, из леса выходит белая фигура, вырастает из земли, словно высокий бледный цветок. Джулиет. Я направляюсь к ней, уже не спеша, стараясь не наступать на скользкие полосы темного льда. Она стоит совершенно неподвижно, будто вовсе не замечает дождя. В какой-то миг она даже поднимает руки параллельно земле, словно готовится прыгнуть с вышки. В ее позе есть нечто прекрасное и пугающее. Я вспоминаю, как в детстве мы посещали церковь на Пасху и Рождество, и я всегда боялась смотреть на кафедру с деревянной статуей Иисуса, распятого на кресте.

— Джулиет!

Она не реагирует — или не слышит, или просто не обращает внимания. До нее остается пятнадцать футов, затем десять. Позади раздается низкий рокот. Я оборачиваюсь и вижу, как большой грузовик рассекает темноту. У меня снова возникает нелепая мысль: «У него надо отобрать права; нельзя носиться так быстро». Джулиет напряженно смотрит на дорогу, прижав руки к бедрам. Только через секунду я понимаю, на что это похоже, только через секунду понимаю, что происходит: словно пес готовится прыгнуть за птичкой. Все кусочки головоломки собираются воедино, и когда Джулиет начинает двигаться языком белого пламени, я тоже двигаюсь, мчу со всех ног и покрываю дистанцию между нами, пока она перебегает тропинку. Водитель грузовика жмет на гудок, мощный звук словно наполняет воздух вибрацией; я налетаю на Джулиет всем телом, и мы катимся, кувыркаемся обратно в лес. Я кричу, она тоже кричит; в моем плече расцветает боль. Я перекатываюсь на спину; черные ветки деревьев над головой сплетаются густой паутиной.

— Что ты делаешь? — орет Джулиет; ее лицо наконец утрачивает спокойствие и искажается злобой. — Что ты, мать твою, делаешь?

Я сажусь; во мне тоже вспыхивает ярость.

— Что я делаю? Что ты делаешь? Выпрыгиваешь на дорогу перед первым встречным грузовиком! Мне казалось, смысл в том, чтобы дождаться Линдси…