А уж как коммунисты их с Васей раскулачили, то погрузили они весь свой скарб на соседскую подводу. Впрягли в нее свою последнюю пару коней. Ту, что сердобольная власть им оставила то ли на проживание, то ли для выживания. Да и подались всей молодой семьей в город начинать новую жизнь, раз в привычной сельской на станице им не осталось места, чтобы более уж не искушать судьбу свою и детей.
Долго тогда им пришлось скитаться по съемным сараям и подвалам, пока наступил тот день, когда Василий прибежал домой радостный и возбужденный. Подхватил он на руки деток: Михаила и Настеньку - они тогда еще совсем малышами были. Потом взял ее под руку, и ничего не говоря и объясняя, зашагал торопливо с ней, такой весёлый и уверенный, на соседнюю улицу, чтобы привезти к сараю в глубине одного из дворов, который с той поры стал домом ее семьи. Вот уж двадцать три года минуло, как Василий перестроил сарай под жилой дом.
Уже десять лет, как они с Васей выплачивают ту часть своего дома, которая по договору с жилкоммунхозом осталась за государством. Да видно, теперь уж одной, ей не выплатить этой доли. А может, без Василия не нужен этот дом? Дети давно разлетелись, словно птицы, а Василия уже не будет рядом, как не будет на ее плечах больших горячих рук поверх распущенных волос.
Внезапно Зина забеспокоилась, услышав, как ходики в гостиной прокуковали десять. Где же Наточка? Ах да, поезд приходит после одиннадцати, она же в телеграмме писала. Память стала подводить. А вот когда они перед войной переехали из станицы в Луганск, ей Вася завидовал. Она тогда с легкостью запоминала целые страницы из книг, которые удавалось прочесть в свободные минуты. А ему трудно давались бухгалтерские отчеты в жилищной конторе, куда устроился счетоводом. А после войны и вовсе, сказалась его контузия в 43-м, стал забывать многие обычные дела и события. Но Зинаиду это не очень беспокоило. Главное, что Вася вернулся живым и невредимым, чего нельзя сказать о многих и многих женщинах, которые остались совсем без мужчин в семье. А ее Вася всю войну прошагал рядовым пехоты, все четыре страшных года.
Да, тогда война пощадила ее, и вернула Василия домой. А теперь вот, обошлась с ней жестоко. Не думала и не гадала Зина, что, не успев дожить шестой десяток, ей придется вдовствовать. Конечно же, она кроме Васи никого из мужчин рядом с собой даже в мыслях представить не может. Хотя многие мужчины еще заглядываются на ее казачью стать, да и коса ее вокруг головы еще в три кольца укладывается, хоть седина и осветлила ее темно- каштановые косы, которые так любил Василий.
Зинаида вдруг встрепенулась, вспомнив, что на похороны нужны платки и нарукавные повязки поминальные. Подошла к своей кормилице: швейной машинке немецкой марки Зингер. Присела за нее и вновь замерла, сдерживая слезы, которые пытался выдавить комок, застрявший в горле. Потом уткнулась головой в руки, что положила на ровную поверхность сложенной машинки, прямо поверх кружевной накидки, и, уже не стесняясь, в голос зарыдала, давая волю накопившейся в груди боли.
Темнота за закрытыми веками успокоила. Ей удалось совладать с собой. Но покидать темноту закрытых глаз не хотелось. Запах машинного масла от чудесного творения Зингера унес в детство. Не ведомо зачем, память открыла Зинаиде картину воскресного дня, когда отец, вернувшись с ярмарки в станице, где распродавал свой товар сельского портного, подарил ей швейную машинку в день ее восьмилетия. Мать тогда еще долго сетовала о том, что на три золотых лучше бы еще одну корову в хозяйство купить, чем такую игрушку девчонке.
Как был мудр отец, когда сделал ей такой подарок, который лучше любой коровы на свете кормил ее семью все трудные годы начала жизни в городе. Да и теперь, когда минули и военные годы, эта машина, рожденная задолго до того, как мир узнал про фашизм, все также исправно кормит, одевает ее семью. Вот и внучке юбку за одну ночь сшила, когда та приехала на каникулы из Москвы в прошлом году.
Зинаида подняла голову, а та, не успев толком очнуться от горького забытья, принесла спасительный хоровод новых мыслей: Миша еще не приехал, хотя обещал прилететь из Москвы к обеду. Полковник уже. А Зина еще помнит, как они с Васей ездили к нему в Гурзуф, куда его после войны отправили из-за туберкулеза. У нее еще сохранились фотографии, где они с его дочкой и женой, все вместе под пальмами в санатории стоят. Как отец гордился всегда своим сыном, который не только всю войну прошел по болотам и рекам, возводя переправы, но и после войны, аж до Генштаба дослужился. Ай да казак! Не уронил честь своих дедов, которые оба красовались на фото в Георгиевских крестах, возле жен своих и детишек.
Читать дальше