Владимир Богомолов: Повелительница лабиринтов

Но мысли платком не накроешь, они любят свободу, чтобы парить в своем полете неведомо откуда и куда.

С уходом из ее жизни Василия, в ее жизнь уж не вернуть той гармонии, в которой она прожила со своим суженым три с полтиной десятка лет. Их семейная жизнь была все эти годы столь размеренна и предсказуема, что даже мысли у них были одинаковы и в мелочах, и в главном. Да и могло ли быть иначе? Шутка ли – столько лет прожито вместе душа в душу. А кажется, совсем недавно, два семнадцатилетних подростка вышли из-под венца Творца, чтобы больше никогда не уже разлучиться!

«И только смерть разлучит нас…» Да, только она и смогла ее разлучить с Васей. Ну отчего мужчины так быстро покидают своих любимых? Ведь столько преград они преодолели вместе, и оставались каждый раз вместе. А теперь, когда все трудности уже позади, ей приходится всю свою жизнь начинать с начала, уже без него. И как ее начинать, с чего?

Зинаида отрешенно наблюдала за суетой, словно не ее касалось то событие, ради которого собрались все родственники в крохотном их дворике возле дома, про который теперь уже никто не посмеет сказать, что это сарай. Во всем видны Васины умелые руки. А теперь уж нет тепла в его руках, как нет в них жизни. Слез уже не было. Она выплакала их еще вчера. Не помнит, как прошел вчерашний день, как минула эта страшная и одинокая ночь. Помнит лишь, что ее сердце, сжимаясь от боли, заливало лицо соленой влагой весь день и всю ночь. Только солнцу ранним утром удалось высушить их. А может, просто закончилась в глазах та жидкость, которая способна смыть с души любое горе? За эту, такую долгую ночь, вся жизнь, год за годом, вновь проплыла перед ее глазами.

Да, скоро ей ехать за ним, за ее Васей. А тогда он прибежал за ней с хутора на бахчу, где грузили на арбу с волами уже в четвертый раз арбузы и дыни. Сколько же их уродило в том году, когда три дня горел их курень. Строили с весны до глубокой осени всей родней для молодых, а сгорело все за три часа. Вот догорало и дымило еще на третий день. Ничего не осталось. Хорошо еще, что соседи успели вывести коней и другую живность с баз и катуха. А вот технику с сарая забрать не успели. И амбар полыхнул так, что даже по улице нельзя было подъехать бочке с водой, чтобы загасить еще то, что не успело заняться.

Ой, что это она сидит и грезит, когда сегодня столько дел и хлопот в ее доме. Да теперь это лишь ее дом: без Васи и детей. Дети разъехались раньше, а теперь и Вася ее покинул навсегда. Как теперь жить?

Вместо ответа, сознание достало из памяти вновь Василия, но уже в другой раз, когда их пришли раскулачивать Советы, она была дома, а он прискакал от родителей, где помогал молотить зерно на базу. Да только ничего он поделать не смог ни сам, ни братья его со свекром, что прибежали вслед за ним. Власть тогда пришла красная и кровавая. От нее было уже не спастись. С ней оставалось лишь ужиться, как с ненавистной свекровью, с которой и жить невозможно, и избавиться нельзя.

Другое дело, белые. Те, что пришли перед коммунистами. Тогда, когда они пришли к ее отцу в курень, долго гутарили о чем-то с ним, а потом вместе с ее братьями нагрузили арбу мешками с зерном и разным провиантом для казаков. Утром, часа в четыре, братья впрягли в арбу волов. А отец поцеловал в лоб, перекрестил ее и отправил свою дочь старшую, Зинаиду, под Ростов вместе с казачьим обозом вдогонку отступавшей армии. Сколько годков ей было тогда? Только четырнадцать лет стукнуло! Зинаида вспомнила ту дорогу длиною в десять дней по бескрайним степям вдоль Дона. Ее, тогда юную, но уже статную, девицу, с косами в руку до поясницы и грудью, что не смотря на завидный размер не требовала лифчика из-за своей упругости, отпустили одну вместе с казаками.

Обратно, домой в хутор возвращалась уже не одна, а с Митричем , соседом по ее хутору, и еще двумя казачками с соседнего хутора. Как только арбу разгрузили, так и добавили ее вместе с волами в тот маленький обоз из пяти пар волов, которым управлял старый казак. Как ее, молодую, что называется «в соку» девицу не тронули казаки в пылу войны, когда кровь вокруг лилась рекой, она и сейчас понять не могла. А ведь голодные на женщин были воины, да и смерть вокруг гуляла свободно, словно дикая кобылица в степи. Но не тронули молодую видную казачку с маленького хуторка. Значит, честь была у них, потому знали ей цену, не допуская силой ее отбирать у более слабых, чем они. Не тронули ее и фашисты, они хоть оккупантами пришли на ее Дон, но тронули: ни ее, ни Настеньку, А красные криком кричали об их зверствах.