Джек Лондон - Морской волк. Бог его отцов

Дым все еще виднелся в нескольких милях за кормой и начал быстро приближаться к нам, пока мы спускали лодки. Они рассеялись в северном направлении. Мы видели, как они то и дело спускали паруса, затем следовали отголоски ружейных выстрелов, и паруса снова взвивались. Котики шли большим стадом. Ветер постепенно замирал, все благоприятствовало охоте. Местами море, как ковром, было покрыто спящими котиками. Они лежали группами, по двое и по трое, вытянувшись на волнах, и напоминали ленивых щенков.

Приближавшийся пароход был теперь уже ясно виден. Это была «Македония». Я прочел ее имя в бинокль, когда она проходила в какой-нибудь миле справа от нас. Вольф Ларсен смотрел на пароход со злобой, в то время как мисс Брюстер разглядывала его с любопытством.

— Где же та беда, которую вы предсказывали, капитан Ларсен? — весело спросила она.

Он взглянул на нее, и черты его на миг смягчились.

— Чего же вы ожидали? Что они возьмут нас на абордаж и перережут нам глотки?

— Чего-нибудь в этом роде, — призналась она. — Обычаи охотников на котиков так новы и странны для меня, что я готова ожидать чего угодно.

Он кивнул.

— Вы правы, вы совершенно правы. Ваша ошибка лишь в том, что вы не ожидали самого худшего.

— Как? Что могло бы быть хуже, чем если бы нам перерезали глотки? — с наивным и забавным удивлением спросила она.

— Опустошение наших кошельков, — ответил он. — В наше время человек устроен так, что его жизнеспособность определяется его деньгами.

— Кто отнимет мой кошелек, отнимет у меня немного, — сказала она.

— Кто отнимет мой, отнимет у меня право на жизнь, — ответил Вольф Ларсен. — Он отнимет мой хлеб, и мясо, и постель и тем самым подвергнет опасности мою жизнь. Когда у людей пуст кошелек, они обычно умирают, и притом самым жалким образом, если только им не удается достаточно быстро наполнить его вновь.

— Но я не вижу, чтобы этот пароход покушался на ваш кошелек.

— Подождите и увидите, — мрачно ответил он.

Долго нам ждать не пришлось. Обогнав на несколько миль наши лодки, «Македония» начала спускать на воду свои. Мы знали, что на ней четырнадцать лодок, тогда как у нас было всего пять — одной мы лишились благодаря бегству Уэйнрайта. Маневр «Македонии» испортил нам охоту. За нами котиков не было, а впереди линия из четырнадцати лодок, словно огромная метла, сметала находившееся там стадо.

Наши лодки вскоре вернулись ни с чем. Ветер упал, море становилось все спокойнее. Такая погода, при наличии крупного стада, могла бы обеспечить прекрасную охоту. Подобных дней бывает не больше двух или трех даже в удачный сезон. Охотники, гребцы и рулевые, поднимаясь на борт, кипели злобой. Каждый чувствовал себя ограбленным. Со всех сторон сыпалась ругань, и если бы проклятия имели силу, то Смерть-Ларсен был бы обречен на вечную гибель.

— Чтоб он сдох и был проклят на десять вечностей, — злился Луи, и глаза его сверкали, в то время как он привязывал свою лодку.

— Прислушайтесь, и вы сразу же узнаете, что больше всего волнует их души, — сказал Вольф Ларсен. — Вера? Любовь? Высокие идеалы? Добро? Красота? Правда?

— В них оскорблено врожденное сознание права, — заметила Мод Брюстер, присоединяясь к разговору.

Она стояла немного в стороне, одной рукой придерживаясь за ванты и мягко покачиваясь в такт качке шхуны. Она не повысила голоса, и все же я был поражен его ясным и звонким тоном. О, как он ласкал мой слух! Я едва осмелился взглянуть на нее, боясь выдать себя. На голове у нее была мальчишеская шапочка, светло-каштановые пушистые волосы сверкали на солнце и окружали, словно ореолом, нежный овал ее лица. Она была обворожительна и казалась каким-то высшим существом. Все мое прежнее преклонение перед жизнью вернулось ко мне при виде этого дивного ее воплощения, и холодные рассуждения Ларсена показались мне смешными и бледными.

— Вы сентиментальны, как мистер ван Вейден, — усмехнулся он. — Этих людей приводит в бешенство лишь то, что кто-то помешал исполнению их желаний. Вот и все. Но чего они желали? Вкусной пищи и мягких постелей на берегу после удачного заработка. Женщин и пьянства, то есть разгула и животных удовольствий, которые так хорошо их определяют. Вот лучшее, что в них есть, их высшие надежды, их идеал, если хотите. Проявление их чувств — картина малопривлекательная, но она показывает, как глубоко задеты их души, или, что то же самое, как глубоко задеты их кошельки.

— По вашему поведению не видно, чтобы ваш кошелек был задет, — сказала она смеясь.