Она должна это сделать. Должна продолжать.
В конце концов, нужно разрешить проблему, которая лежит в основе всего. Может быть, рассказать обо всем маме? Или сообщить властям?
С матерью она только потеряет время. Надо немедленно заявить в полицию. Пускай отца арестуют. Она не желает больше его видеть.
В маленькой камере стойко держится отвратительный запах; в этом крохотном пространстве теснятся шесть женщин. У двух из них на руках дети. Безутешно плачет младенец: у него грязное личико, на щеках пятна сажи. "Он голоден, – говорит себе Рут, – он голоден, а они ничего не делают".
Она подходит к решетке камеры и кричит, подзывая полицейского, который стоит, прислонившись к двери, ведущей во двор; к ней подходит высокий усатый полицейский с дубинкой в руке.
– Одно дело – мы, взрослые, – говорит она, – но чем виноваты эти малютки? Они не перестанут плакать пока им не дадут молока.
– Перестанут. Не в первый раз. Устанут и уснут.
– Нельзя так обращаться с людьми.
– Никто не заставлял их создавать себе проблемы. Тоже мне агитаторши. Выходят на улицы и устраивают беспорядки, думая, что, если они женщины, им за это ничего не будет. Вот теперь пусть попляшут.
– Даже животные не заслуживают такого обращения.
– Да почем вам знать, кто чего заслуживает? Сразу видно, что вы впервые в таком месте. Ничего, привыкнете.
Он поворачивается и уходит. Сквозь зубы Рут бормочет проклятия. Она разулась – очень болят ноги. Рукопись отобрали, и теперь она чувствует себя безоружной. Они отобрали и ее портфель с мобильным телефоном. Не стоило идти в университет в такой день. Зачем она поторопилась?
Она садится на пол в углу, прислонившись к стене. Отвернувшись, потирает переносицу. Ноздри пощипывает. Наверное, струйки крови уже скопились внутри и готовы вытечь наружу. Она не должна забывать про врача: завтра нужно первым делом позвонить ему. Рут старается успокоиться. Нет ничего особенного в том, что иногда у нее идет кровь из носа. Просто она много волновалась. Да еще эта ипохондрия, с которой так трудно справиться. Но нечто похожее случилось и с ее матерью. Она не обращала внимания на то, что происходит внутри нее, не представляла, что клетки ее тела могут так быстро разрушаться. Она, Рут, напротив, заботится о своем организме; скоро она узнает результаты анализов. А пока не будет строить никаких догадок. Предрасположенность к раку наследуется, но это не значит, что такой удар судьбы обязательно обрушится на нее.
В тот вечер, несколько лет назад, она пришла после работы навестить маму. Та лежала в постели, откинувшись на подушки. Халат был в пятнах мокроты. В полумраке Рут поразили ее залысины и морщинистая кожа лица. Менее чем за месяц мать превратилась из цветущей зрелой женщины в развалину. Она плакала, и Рут попыталась утешить ее.
– Не трогай меня… Не смотри на меня… Мне стыдно, когда ты на меня смотришь.
– Ах, мамочка, ты кокетничаешь, даже когда болеешь? – попыталась пошутить Рут.
– Я хочу, чтобы ты ушла… Ты, твои братья, твой отец… Оставьте меня! – Она стиснула руки; дыхание ее стало тяжелым. Рут хотелось успокоить мать, но, видимо, момент был неподходящий. Такой момент не наступал уже месяца два. Однажды ночью мать пожаловалась супругу на боли в груди; на следующий день врач, что осматривал ее в больнице, отправил ее к другому специалисту. Вечером того же дня онколог подтвердил опасения лечащего врача и вынес смертный приговор: раковая опухоль настолько проросла в печень и легкие, что жить женщине осталось не более полугода.
– Но я ведь немного курю, – кричала мама в больничном коридоре. Это была ложь: она курила по две пачки в день… Рут заметила, что мать ищет что-то среди подушек. И вдруг та выхватила револьвер.
– Прекрати, мама! Где ты это достала? – Это был револьвер с перламутровой рукояткой, когда-то купленный отцом у соседа.
– Уйди, доченька… Я больше не могу. – Рут попыталась отобрать револьвер. Но мать приставила его к груди и спустила курок.
Женщина, сидевшая рядом, внезапно сжимает руки Рут в своих. У нее круглое лицо и широко раскрытые покрасневшие глаза.
– Ай, мамочка, – говорит она, – ты должна похлопотать за нас, когда выйдешь отсюда.
– Возможно, ты выйдешь раньше меня.
– Такого не может быть. Посмотри, как ты одета. Совсем скоро они выпустят тебя. Это уж точно.
– А за что вас задержали? Возможно, моя вина гораздо серьезней.
– Мы перекрыли шоссе к аэропорту. Приехали полицейские с дубинками, надели на нас наручники и арестовали вместе с нашими мужьями. Они не имели права так поднимать цены на свет. Они знают, как мало мы зарабатываем. Мы устали от того, что нам постоянно затыкают рот.
Читать дальше