Эдмундо Пас Сольдан - Бред Тьюринга

– Я судья Густаво Кардона. Добрый вечер, Тьюринг.

– Что вам здесь нужно? Кто позволил вам войти?

– Ваша дочь.

– С ней все в порядке?

– Более чем.

– Я вас не знаю. Вы ждете мою жену?

– Я жду вас. Только вас.

– Что-то важное?

– Вы даже не представляете насколько.

– Я не собираюсь ничего представлять. Говорите. Или я звоню в полицию.

– Я двоюродный брат женщины, убитой в J 976 году. Она погибла благодаря вам и вашему шефу Альберту.

– Так это вы посылали мне сообщения.

– Я ничего не посылал. Просто решил, что никто не может оставаться безнаказанным. Другие судьи выносят приговоры тем, кто спускал курок. Кто-нибудь более честолюбивый и смелый, чем я, когда-нибудь займется Монтенегро, хотя не знаю, может ли наше правосудие пойти так далеко. Я же займусь вами.

– Вы бредите.

– Все мы бредим. Просто бред одних из нас безобидней, чем бред других.

Кардона достает револьвер и стреляет.

От удара в солнечное сплетение у тебя перехватывает дыхание; кровь брызгает на твои очки, они падают на пол и разбиваются вдребезги. Ты хватаешься за живот и падаешь навзничь. Распростертый на полу, ты видишь на перилах лестницы, которая ведет на второй этаж, чью-то тень. Это твоя дочь Флавия.

Ты думаешь (потому что только способность мыслить может отдалить момент твоей смерти), что только сейчас все приобрело смысл. Ты понимаешь, что твоим предназначением были напрасные попытки раскрыть шифры которые привели бы к пониманию Кода Кодов. Твоим уделом была не сама дешифровка, а ее постоянный поиск. Твои маленькие победы – ничто по сравнению с величием Вселенной. В этом величии угадывается кропотливый труд Всевышнего, безмерно далекого от всяких кодов, что он и пытается донести до нас. Но в то же время он старается объяснить, что ты неповторимый код, как и человек, только что выстреливший в тебя, как и Рут, и малышка Флавия, и Альберт.

Все мы – товарищи по несчастью, коды, которые ищут друг друга в лабиринте, куда нас заключили на долгие, долгие годы…

Твоя последняя мысль – о том, что на самом деле ты никогда не думал, а всегда лишь бредил; незнакомец прав – все мы бредим; твоим предназначением было бредить; мысль – всего лишь одна из форм бреда, только бред одних из нас безобидней, чем бред других.

Тебе хотелось бы, чтобы твой бред был безобидным. Ты знаешь, что это было не так. Принимаешь это. Смиряешься. Закрываешь глаза.

Стучат в дверь. Кандинский не знает, открывать или нет. Он несколько дней не выходил из квартиры. Но полицейские не стали бы так церемонно стучать. Он громко спрашивает, кто там.

– Баэс.

Кандинский удивляется. Не обманывают ли его?

– Я не знаю такого человека.

– Вы знаете, кто я. Доверьтесь мне. Я не имею ничего общего с полицией.

Кандинской тихонько открывает дверь и видит молодого человека с беспокойным взглядом, в джинсах, рубашке кофейного цвета. Он впускает его. Баэс останавливается посреди пустой комнаты.

– Так это вы…

– Так это ты…

Они неуверенно обнимаются. Несмотря на то что они единственные выжившие члены "Сопротивления", Кандинскому непривычен этот физический контакт: ему, привыкшему общаться посредством своего аватара в Плейграунде или в чатах, это в новинку. Он еще не знает, что говорить, и не понимает, что происходит; он ждет, когда заговорит Баэс.

– Я по-другому представлял вашу квартиру. Не знаю… Не такой пустой. Минимализм. Беспорядок.

– С постерами, изображающими хакеров, на стенах. Это не так.

– Революционные лозунги… Что-то в этом роде.

– Стены, исписанные граффити? Здесь мне ничего этого не нужно.

Баэс приближается к стоящему в углу компьютеру. Прикасается к клавиатуре.

– Не могу поверить, что нахожусь рядом с великим Кандинским.

– Как ты сюда попал?

– Легко. Любой может сделать это, и очень быстро. Я знал имя вашего аватара, это же имя – у руководителя нашей группы в Плейграунде. Вы помните, что одно время я работал в фирме, обслуживающей эту систему. Это было до моего поступления в Тайную палату. Я занимался секретными архивами, где значились настоящие имена всех, кто принимает участие в игре. У нас было письменное распоряжение не разглашать их, даже близким родственникам, под угрозой увольнения.

Кандинский чувствует ноющую боль и стискивает руки.

– Болят? Вы должны обратить на это внимание. Вы нужны нам и должны беречь себя. Так вот, время от времени я передавал эти сведения одному моему другу, Крысе. И обнаружил в системе один слабый пункт, где можно действовать так, что никто этого не заподозрит. Уволившись с работы, я продолжал заглядывать в систему, находил кое-какие имена и имел доход, когда Крысе удавалось их выгодно продать. Я очень долго бился над тем, чтобы узнать имя человека, скрывающегося под псевдонимом BoVe. В конце концов я разузнал, где вы живете, но предпочел держать это в тайне. Я пришел бы только тогда, когда это было бы действительно необходимо. Естественно, для меня все это легко, поскольку я точно знал, кого разыскиваю. А если бы такое надумал кто-нибудь из полиции, им пришлось бы здорово попотеть, разыскивая вас.