Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки

Влияние харизматичных и уверенных в себе личностей может быть просто страшным.

Когда блестящий офицер с трусами в руках покорно плетется к экранированному помещению, это вызывает нездоровый ажиотаж в рядах сотрудников.

А когда он, беззащитный и беспомощный, в форменной рубашке, кителе, галстуке и новых трусах выходит в центр помещения на глаза изумленной публики и с надеждой спрашивает у Келиной: «Ну как, нормально?» — армия наша опять-таки теряет баллы своей боеспособности и деморализуется.

Надолго. Потому что там и младшие по званию были, не говоря уже о дамах.

Между тем, боеспособность надо поддерживать. Регулярно, два раза в год, в институте проходили учебные тревоги, по которым работники должны были занимать места согласно купленным билетам, натягивать на себя противогазы, резвиться с табельным оружием и тому подобное далее.

Ну, офицерам-то положено, а вот девушки из вольнонаемных оставляли эти занятия где-то на периферии сознания.

Мамина коллега Ира, девушка крупная, статная, красивая какой-то цыганской красотой, заняла свое место у планшета. И противогаз, как и положено, где-то рядом. А тут комиссия. И надо же было какому-то проверяющему придурку поинтересоваться:

— Скажите, пожалуйста, а какой у вас размер противогаза?

Естественно, этот садист ввел девушку вопросом в глубокий ступор. Ну кто их знает, эти противогазы, каких они бывают размеров. Может, как обувь — тогда размер как минимум двузначный, может, как американская обувь — тогда размер содержит одну циферку.

А отвечать надо быстро, потому что комиссии еще целый институт обегать нужно. И наконец Ира решилась.

— Седьмой! — с гордостью сказала она.

— Девушка, вы что, лошадь?!! — обалдела комиссия и хотела было рисовать жирный минус отделу, но спасла положение моя мама.

— А вы скажите мне вот что, — обратила она на себя внимание, — у меня зрение — минут двенадцать. Мне очки куда надевать — под противогаз или на противогаз?

Один из комиссии был, видимо, не совсем военным.

— Если у вас противогаз тоже седьмого размера, то такие мелочи уже значения не имеют!

Каждый офицер должен уметь стрелять. Не, не из кортика. Из пистолета. Поэтому в военно-спортивные игры входила также стрелковая подготовка. И даже место для ее проведения было. В подвале. И господа офицеры вместе с дамами там собрались. Выстроились в очередь — и давай по мишенькам пулять. Дамам, кстати, пулять было не обязательно — они вольнонаемные, да и пистолет тяжеловат для тонкой женской ручки. Отдача, опять же, есть.

Но это были советские дамы — и тут же нашлась желающая. Пострелять.

Ну как, как можно отказать девушке в таком невинном желании? Дали ей в руку «макаров», поставили на рубеж, сами сгрудились сзади. Девушка руку подняла, курок нажала — нет выстрела. Тогда она, не опуская руки и с периодичностью раз в секунду нажимая на курок, стала поворачиваться к толпе со словами:

— Мальчики, а чего он не стреляет?!

Смотрит — а мальчики все как есть в парадной форме на полу лежат. И остатних девушек с собой положили. На грязный пол. И чего-то головы им прикрывают, все прически помяли, изверги!

Пистолет отобрали, конечно. И больше развлечься не дали.

Кстати, одаренные военные там тоже были. Вот, например, один морской летчик с трагической судьбой. А вот почему.

Случилось что-то в Датском королевстве, и в тот полк, где служил наш герой, прибыли новые машины. Но чтобы сесть за штурвал, нужно было пройти курсы переподготовки.

Желающих испытать себя было много, поэтому для поступления на курсы нужно было сдать экзамены, а первый из этих экзаменов, конечно, отсеивающий — иностранный язык.

Ну, понятно, сорокалетний офицер с огромным количеством налетанных часов, знающий свой летательный аппарат наизусть, иностранный язык не просто забыл, а зацементировал в подкорке, потому что это была Северная морская авиация. Однако где-то зудело: «Ну как же так! Я хороший летчик, почему такая несправедливость?!», и он записался в очередь.

Наступила пора первого экзамена. Для курсантов где-то в степу построили летний лагерь. Когда нашего бедолагу спросили, какой же иностранный язык он будет сдавать, тот, немного помявшись, сказал:

— Японский!

А фигли, почему бы и нет, на тот момент его познания в японском были такими же нулевыми, как и в любом другом. Дня три ему ловили в том степу преподавателя японского. И нашли какого-то сощурившегося дедульку.