Татьяна Щербина - Крокозябры (сборник)

Знала ли, думала ли Виола на эту скользкую тему, что революция делалась на немецкие деньги, что Ленин и в Первой мировой войне подыграл немцам? Пожалуй, не думала. Она считала это нормальной братской помощью цивилизованных европейцев, преследовавших благую цель свержения кровавого режима и победу демократии. В первые годы все это — V съезд РСДРП проводится в Лондоне, Ленин из Швейцарии едет в Россию через Германию с чемоданом денег, полученных от «немецких друзей» — не казалось непатриотичным, а потом тема была засекречена. То же произошло и с елкой — ее вернули, уже не как рождественскую, а как новогоднюю, но в 1928 году Сталин, увлекшийся идеей классовой борьбы, снова ввел запрет: елка — буржуазный пережиток. Душераздирающий Новый год, 1929-й, Виола встречала без елки: они с Андрюшей потащились к родителям, на Грановского, ее мутило от любых деликатесов, а Нина Петровна заметила тогда: «Даже в Новый год ты проявляешь свой дурной характер и кочевряжишься». Виля до сих пор помнила эту обидную фразу.

А теперь они ехали в поезде в Миллерово, город маленький, но известный, с узловой железнодорожной станцией. На основании императорского указа от 14 февраля 1786 года войсковой старшина Иван Абрамович Миллер на пустующих землях у реки Глубокой основал свое имение, которое и стало называться Миллерово. Интересным было то, что после отмены крепостного права в 1861 году земли, принадлежавшие Миллерам, стали нарезаться отнюдь не для земледелия освобожденным рабам, а под дачи членам миллеровского семейства, их родственникам и разным знатным особам. Как могла Виола не видеть, что и теперь происходит то же самое? Отнятые у прежней элиты особняки передавались партийной верхушке. Но видела ли внучка (я) в 1991 году, что российская история опять повторилась? Только уже в последний раз повторилась — так мне кажется — в 2005 году.

Виола и Илья изучали справку о городе Миллерово и обнаружили, что:

…еще Петр Первый наградил некоего Иоганна Миллера орденом за то, что тот помогал казакам взять Азов. В 1904 году в Миллерово заработала электростанция. В 1905 году пущен в эксплуатацию чугуноплавильный завод Мартенса, Деффера и Дика. К 1908 году торговому дому Ковалевых принадлежит маслобойный, кирпичный и черепичный заводы. В 1909 году заработала паровая мельница товарищества Деффер и Ко. Мельница Донского товарищества… мельница Русско-Американского товарищества. В 1910 году на станции Миллерово грузится до трех миллионов пудов зерна. Ссыпки зерна миллионера Луи Дрейфуса. В 1911 году построен Миллеровский элеватор. По вывозу зерна Миллерово стоял на втором месте в России, а по вывозу муки — на третьем.

Неслучайно тут пишут, что Миллер Иван Иванович, тот самый Иоганн, был немцем Мюллером, что значит «мельник», но по-русски удобнее произносить «миллер».

— А вот что — в Миллерово есть кинотеатр, обязательно сходим. — Илья обращает внимание Вили на следующий пассаж:

В 1913 году Захар Макарович Чубин открыл частный кинотеатр. Он владел заводом фруктовых вод и электростанцией. В 1918 году население Миллерово составило 6477 человек, проживавших в 684 дворах. В январе 1920 года начинает функционировать советская власть. Выходит первый номер городской газеты «Думы бедняка».

Газета меняла названия: «Донецкий хлебороб», «Знамя Октября», теперь она называется «Большевистский путь». Большинство районных газет в стране назывались именно так.

— Большевистский путь — это наш путь, — говорит Илья, — но он недолог. Отпуск всего две недели, после Нового года придется мне обратно в Москву. Но в кино сходим непременно.

— Ты и вправду думаешь, что в Миллерово есть кинотеатр? — Виля лукаво улыбнулась. Вот, посмотри на эту фразу: «В 1931 году завершилась сплошная коллективизация».

— Ну?

— Ну и то, что ничего частного в Миллерово больше нет и быть не может.

— Просто кинотеатр стал государственным, — продолжал не понимать Илья.

— Если б все было так просто, мы бы с тобой не ехали в это самое Миллерово, — вздохнула Виля и стала смотреть в окно, которое, впрочем, было таким пыльным и грязным, что пейзаж за все время пути не менялся.

А Илья удивился, что и города, о котором он только что читал, нет: ни заводов, ни мельниц, и на улице полно пьяных. Для счастья ничто не помеха, но к пьянству Илья был нетерпим — нахлебался в детстве. Он, правда, и к сопутствующим вещам относился презрительно: к закуске, к мужской, точнее, мужицкой компании — играют в карты, забивают козла во дворе, и все это с пивом и грубыми словами. Грубости Илья тоже не переносил, и тоже потому что нахлебался. По дороге в Миллерово он уж размечтался, как там белую крахмальную скатерть накроет, хрустальные фужеры для боржоми или, кто пьет, — для мукузани или ахашени поставит. Илья видел накрытые столы, но никогда у него не было собственной «культурной» жизни. Илья подумал, что именно в Миллерово — судя по найденным им перед отъездом справкам — все это будет, как если бы они ехали в Париж.