Эмиль Брагинский - Почти смешная история и другие истории для кино, театра

— Ой, господи! — Она сердито высвободилась. — А ты еще хотел принять! Отстань ты от меня, что ты, с цепи сорвался? — И, будто прочтя его мысли, сказала: — Это тебе для форсу ведь. Так ты и так можешь потом хвастать, что вот была у тебя в Крушине мировая баба…

Толоконников, раскрасневшийся и вспотевший, смущенно отодвинулся и пересел на стул.

— Ты что? — улыбнулась Лидия Васильевна. — Обиделся? Скажи пожалуйста, какой ты…

— Ты меня не дразни! — пригрозил Толоконников. — В тихом омуте…

— А может, я только чертей и уважаю!

Толоконников понял ее слова по-своему, встал и объявил громко, как на собрании:

— Давай лезь под одеяло! — и стал снимать пиджак.

— То ты тихий, то ты хам! — передернула плечами Лидия Васильевна.

Толоконников налил себе еще водки, но, боясь опьянеть, пить все-таки не стал и начал расшнуровывать ботинки.

— Ну что ты со мной как с женой обращаешься! — с укором сказала Лидия Васильевна.

Толоконников не понял, что она имела в виду. Он стоял без пиджака, в мятых носках и понуро наблюдал, как Лидия Васильевна поднимается с постели и поправляет прическу.

— Мне пора!

— Вот беда! — с горечью признал Толоконников. — Раз в жизни решился, так ты уходишь! И правильно делаешь!

— Понимаешь, мне действительно пора, — слабо утешила женщина.

— Правильно, уходи! — повторил Толоконников. — Целоваться я не умею, и ни черта я в жизни не знаю, кроме того, как возводить мосты над естественными и искусственными препятствиями. Только ты меня не жалей. Ты меня лучше возненавидь! Тогда я человеком себя почувствую, красивая женщина меня ненавидела за то, что я к ней полез!

— Иди сюда! — позвала Лидия Васильевна.

Толоконников опять не понял.

— Занавеску задерни! — сказала Лидия Васильевна. — Все-таки темнее будет.

А потом он лежал с ней в постели, а в коридоре надсадно гудел пылесос «Вихрь» и кричали, переругивались горничные, все это было слышно, свет проникал сквозь тонкие занавески, Толоконников видел свою щуплую безволосую грудь и с тоской, боясь признаться в этом самому себе, ясно ощущал, что все это не то, что все это хуже, чем дома…

— Ты сегодня уезжаешь? — заговорила Лидия Васильевна. — Покурить у тебя нету? Хотя ты, конечно, некурящий…

— Но ты понимаешь… — начал было оправдываться Толоконников, и от мысли, что он сегодня уедет, ему вдруг стало на душе легко и радостно, но Лидия Васильевна не дала договорить:

— Ну и выкатывайся!

— Чего ты так?

— Так! — сказала Лидия Васильевна, и Толоконников на этот раз понял, что она раскусила его, потому что умнее.

— А билет ты хоть закомпостировал? — практично спросила женщина.

— Трудно, что ли?

— Дай мне трубку!

Толоконников дотянулся до телефона, снял трубку и передал Лидии Васильевне.

— Город тут через восьмерку. — Она набрала восьмерку, потом еще какой-то номер и спросила: — Алло, вокзал? Мне Степанчикова… Я обожду… — и шепотом сказала: — Его сын у моего тренируется.

— А твой кто? — также шепотом спросил Толоконников.

— Тренер по боксу!

«Определенно, прибьет! — подумал Юрий Сергеевич. — Все это плохо кончится». — И вслух добавил: — Слушай, не надо! Я сам достану.

— Это Степанчиков? — Лида вынула из-под одеяла полную загорелую руку. — Это Лида Васильевна. Ну как жена? Маринует? Нет, я соленые больше… Слушай, тут мне нужно один билет на скорый до Москвы, билет-то есть, плацкарту нужно… Он к вам от меня подойдет… Ага… Конечно хахаль… Ладно, спасибо… Передам… Мы с мужем придем к вам на грибы… — Повесила трубку и сказала Толоконникову: — С билетами устроилось.

— А тебе ничего… если муж…

— Это мое дело… Но вот если бы он тебя сцапал… Налей мне, или не стоит, дай конфетку… Или обожди, я дочке позвоню…

— Неудобно! — застеснялся Толоконников. — Потом позвонишь!

— Сейчас! — поправила Лидия Васильевна. — Тут дочке должны были достать географию. Прозевали мы с ней учебник. — Она набрала номер. — Любочка? Это я… Достали тебе географию? Вот черти… Папа пришел?… Скажи, я скоро… Я в гостинице, за бумагой ходила… Гриша, это ты?… Сейчас мне ее принесут, и я приду… — Она повесила трубку и порывисто прижалась к Толоконникову. — Дурошлеп ты… Со мной можно счастливым быть… Мы с мужем знаешь как счастливо жили, а потом он руку потерял…

— Как — потерял?

— В катастрофу попал, на железной дороге, все на свете бывает, и характер у него… очень изменился характер… Встань, отвернись, я одеваться буду…