Фрэнсис Мэйес - Под солнцем Тосканы

В течение дня мы непременно делаем перерыв и лакомимся арбузом. Может, кто не согласен, но я считаю, что арбуз — самая вкусная вещь на свете, и надо признать, что тосканские арбузы могут соперничать с нашими, сорта «сахарное дитя», которые мы в детстве собирали на полях Южной Джорджии. Я так и не научилась определять по щелчку, спелый арбуз или нет. Но тут, какой бы я ни разрезала, хрустит на зубах, сладкий до невозможности. Мы угощаем арбузами рабочих, они съедают и белую его часть возле корки, оставляя после трапезы влажные зелёные полоски кожуры. Когда я сижу на каменной стене, лицом к солнцу, держа в руках огромный ломоть арбуза, — мне снова семь лет и я предвкушаю, как сейчас буду выбирать семечки пальцами.

Вдруг я замечаю, как ходуном ходят пять кедровых сосен, растущих вдоль подъездного пути. По звуку похоже, будто белки разрывают на части липучку или вгрызаются в panini — жёсткие итальянские круглые булки. Какой-то человек выскакивает из своего автомобиля, подбирает три шишки и спешит прочь. Потом прибывает синьор Мартини. Я жду от него новостей: может, кто-нибудь готов вспахать наши террасы. Он подбирает шишку и стучит ею о стену. Из неё сыплются чёрные семечки. Он разбивает одно камнем, поднимает кверху покрытое шелухой ядрышко и объявляет: «Кедровый орешек». Потом указывает на шишки, рассыпанные по всему подъездному пути. «Для бабушкиного пирога», — уточняет он на случай, если я не поняла, зачем они нужны. И я думаю: это ещё лучше, чем делать приправу из базилика, он у меня невероятно разросся, а ведь я воткнула в землю всего шесть ростков. Я люблю кедровые орешки в салатах. Кедровые орешки! А я их беззастенчиво давила ногами.

Конечно, я знала, что кедровые орешки — это семена кедровой сосны. На участке я обследовала все деревья, проверяя, не прячутся ли в их шишках орешки. Я бы их нашла. Но деревья на подъездной дороге в расчёт не принимала. Это те самые живописные кедровые сосны, иногда чахлые из-за постоянных ветров, которыми засажены многие прибрежные средиземноморские города. Среди таких сосен бродил в своём изгнании, в Равенне, Данте. Кедровые сосны, растущие вдоль нашего подъездного пути, — высокие и пушистые. Только представьте себе, что простая pino domestico — сосна домашняя (я нашла название в своей книге о деревьях) даёт эти маслянистые орешки, такие восхитительные в поджаренном виде. Должно быть, в Брамасоле жила одна из тех бабушек, которые пекут умопомрачительно вкусные, но тяжёлые pinolo — ореховые пироги. Наверняка она готовила восхитительные равиоли с начинкой из тёртого фундука и миндальное печенье, потому что у нас растут ещё двадцать миндальных деревьев и лесной орех. У фундука вокруг плода желтовато-зелёный рюш, как будто каждый плод готов быть вдетым в петлицу. Миндальные орехи упакованы в нежный зелёный бархат. Даже дерево на террасе, которое сломалось и скорее всего погибло, рассыпает свой обильный урожай.

Синьор Мартини сейчас, вероятно, должен сидеть в своем офисе и предлагать новым клиентам-иностранцам дома без крыши или без воды, но он вместе со мной собирает кедровые орешки. Как и у большинства итальянцев, с которыми я познакомилась, у него всегда найдётся свободное время. Мне нравится это его качество — увлекаться текущим моментом. От тёмно-коричневой шкурки орешков руки у нас быстро чернеют.

— Откуда вы столько знаете — вы родились в этой стране? — спрашиваю я. — Или сегодня единственный день, когда падают шишки?

Он раньше говорил мне, что фундук созревает 22 августа, это день празднования иностранного святого — Филберта.

Синьор Мартини рассказывает, что вырос в Теверине и жил там до войны. Мне хочется узнать, не был ли он партизаном или же был преданным приверженцем Муссолини, но я интересуюсь только, затронула ли война Кортону. Он указывает на крепость Медичи.

— Немцы устроили в форте центр радиокоммуникаций. Некоторые офицеры, квартировавшие в фермерских домах, после войны вернулись и хотели их выкупить. Так и не поняли, почему крестьяне не согласились, — смеётся он.

Мы отбили о стену штук двадцать шишек.

Я не спрашиваю, был ли оккупирован нацистами его дом.

— А что партизаны?

— Они были повсюду. — Синьор Мартини широко разводит руками. — Даже тринадцатилетних мальчиков убивали, когда они собирали клубнику или пасли овец. И везде были мины. — И замолкает. Потом резко меняет тему, говорит, что несколько лет назад умерла его мать, в возрасте девяноста трёх лет. — Так что больше нет бабушкиного пирога. — У него сегодня невесёлое настроение.