Канта Ибрагимов - Дом проблем

Летняя ночь недолгая. И все равно высидеть в кустах было бы нелегко: нормального человека в нормальных условиях клонило бы ко сну. Да в том-то и дело, что каким бы ни был Мастаев, да условия в Грозном далеко не нормальные — столица войны. То там бабахнет, то там пальнут. Собаки лают, где-то тень прошмыгнет, рядом крыса принюхалась. Как и ночной лес, не спит прифронтовой город. И уже забрезжило утро, едва-едва заря, а с нею прохладный, свежий ветерок, и обильная роса словно очищает весь этот грязный мир. Это время суток, когда ночь расходилась с днем, когда мир должен был вновь пробудиться, ожить, улыбнуться, он ощущал с необъяснимым трепетом, потому что в этот ранний час каждый день, сколько он жил и помнил, вставала его бедная, как все матери, добрая мать, чтобы убрать, а значит, украсить для людей эту улицу и двор, и все это за копейки, чтобы вырастить и на ноги поставить сына. Тут никакая мифология и бессмертность души не помогут. Воспоминания о матери щемящей тоской охватывают душу и сознание Вахи. У него слезились глаза, и он даже не обратил внимания, как где-то рядом, сквозь густые утренние сумерки, закаркала ворона, и тут щелчок. Он встрепенулся — щелчок затвора. Действительно, как головы дракона, от торца «Образцового дома» отделилось полкорпуса бесшумной разведывательной БМП. От нее уже отделились несколько вооруженных теней.

«Неужели столько людей прибыло одно слово зачеркнуть?» — подумал о своем Мастаев. А у него на вооружении только кинжал и два рожка к автомату.

Нет, эти люди явно не чеченцы: действуют слаженно, по-военному четко. Один остался в торце, другой — у входа, четверо поднялись. На третьем этаже в подъезде раздался глухой взрыв, полетели стекла. Ваха понял — подорвали дверь в чью-то квартиру.

Женский вопль, крик, короткая очередь — тишина. Потом спускающийся по подъезду шум. Видно, жертву оглушили, пришлось на руках нести. Тело огромное. Мастаев догадался — это уже не молодой сосед, всю жизнь был одним из руководителей нефтекомплекса республики — Захаров Яков Львович. За год до начала войны покинул Грозный, вместе с российскими войсками вернулся для восстановления нефтекомплекса. И вот его грузное тело чуть ли не уронили, вынося из подъезда.

— Он хоть живой? — услышал Мастаев. Вот тут бандиты совершили оплошность: сгрудившись, они в испуге склонились над поверженным, и Мастаев выпустил весь заряд. Сменив позицию и на ходу зарядив новый рожок, взял на прицел БМП. Машина въехала во двор, стала у подъезда. Словно ужасные глаза дракона, по кругу, выискивая цель, вертелось дуло крупнокалиберного пулемета. Услышав длинную автоматную очередь, на ближайших блокпостах стали стрелять.

Из БМП никто не вышел. Машина, как змея, бесшумно скользя, быстро убралась. Контролируя ситуацию, Мастаев еще немало просидел в засаде, пока совсем не рассвело и не послышался вновь истошный крик в подъезде.

С окровавленным лицом, в одном исподнем, лохматая, как ведьма, выскочила супруга Захарова. От ее крика один из военных, видно, только раненный, попытался встать, хватаясь за оружие. Одиночный выстрел Мастаева, и только после этого, и то оглядываясь, Ваха поспешил к подъезду.

От крика жены нефтяник было ожил, да оказался гораздо слабее своей половины: увидел гору трупов, кровь, опять потерял сознание. Пришлось его по щекам побить, еле-еле, при помощи решительной женщины затащили Захарова в квартиру:

— Звони, звони, быстро вызывай свою охрану, — подавала жена рацию. — Как ее включать?.. Быстрее! — и пока, видно еще еле соображавший хозяин пытался нажимать кнопки на аппарате, сама Захарова вдруг бросилась на Мастаева. — Я все знаю. Я знаю, кто это сделал, — твой друг или кто он тебе — шеф, твой хренов благодетель — твой Кныш.

— Митрофан Аполлонович? — изумился Ваха.

— Да-да, твой Кныш, эта мразь!.. Он угрожал. Больше некому.

— А за что? — все еще не верит Ваха.

— Как «за что»? Нефть!!! — орала Захарова.

— Что «нефть»?

— Ты дурак? Не соображаешь? Оттого, что бомбят, нефть-то самотеком и даже фонтанируя, не перестает течь.

— Ну и что? При чем тут Кнышев?

— А то, твой Кныш хотел лучшие скважины за копейки выкупить, как сейчас говорят, прихватизировать.

— Нона! — вдруг очнулся муж. — Не болтай! — и тут он быстро заговорил на непонятном языке.

— Да, — отпихивая Мастаева, женщина с вызовом стала против него, ее перепачканное, обезображенное лицо перекошено от гнева. — Кстати, сосед, а ты что делал в такую рань во дворе? Был бы с метлой, а ты с автоматом.