Карин Альвтеген - Предательство

Наказание вечно.

Но она не собирается нести его одна.

Эва.

Ее зовут Эва.

Почему она солгала?

Почему пошла с ним домой, допустила к собственному телу, заставила его без оговорок и условий впустить ее в собственную жизнь, раскрыться перед ней?

Он смотрел в потолок, лежа на спине в кровати, и той самой кровати, где они занимались любовью. Где он занимался любовью с ней, а она использовала его, как бездушный предмет. Бесцеремонно проникла в его жизнь, перевернула все в ней вверх дном, украла желание, которое он так долго и бережно хранил.

Она одна из них.

Одна из тех женщин, которые разрушили его семью и отняли у него маму.

Сила, которую она ему якобы дала, в мгновение ока превратилась в уязвимое место, незащищенную брешь, ведущую в самые темные глубины его страха. Страха, побороть который мог только Контроль. Его единственное оружие.

Он физически ощутил приближение навязчивого состоянии. И у него не осталось ничего, что помогло бы ему преодолеть приступ.

Всего несколько часов назад он был таким сильным.

Кто она — та, по чьей вине он переживает все это?

В телефонной книге нашелся номер.

Район Накка.

Десять минут на машине.

Но он не может выйти из квартиры.

Первый раз он набрал номер, когда часы показывали 23:44. Он сидел в кровати голый, аппарат стоял строго в правом углу ковра. Прозвучали два сигнала. И ложь заговорила ее голосом:

— Эва.

Значит, она призналась.

Он повесил трубку, чувствуя, как нарастает ярость. И быстро нажал на кнопку повтора.

— Да.

Он снова отключился. Почему она говорит «да», когда он звонит? Ее голос пронзал его насквозь, пробуждая разрушительные устремления. Воспоминания о ее наготе гнали кровь вниз живота, где росло желание. Он лег на кровать не в силах пошевелиться. Он снова во власти врага, который насмехался, издевался над ним.

Ты ни на что не годен. Тебя никто не хочет.

Возможно, он несколько часов проспал, возможно, нет.

Когда он позвонил в следующий раз, на часах было семь минут седьмого.

Он должен услышать ее голос.

— Алло.

Должен.

Никто у него этого не отнимет.

— Тебе что-то надо? Тогда скажи об этом, раз уж все равно звонишь и нас всех будишь.

Он перестал дышать.

Нас всех будишь.

Ты звонишь и нас всех будишь.

— Иди к черту.

Она повесила трубку. Та, которая предыдущей ночью обнимала его, дала ему шанс, вернула предвкушение в его жизнь.

Она спит с кем-то, кто входит в понятие «мы».

Кто этот «он»?

Тот, который годен?

Все утро она пролежала в постели. Когда Аксель проснулся, Хенрик отвел его в гостиную, включил детский канал, но досыпать субботние полчаса, как это часто случалось раньше, не вернулся. Она услышала, что вместо этого он отправился в кабинет и включил компьютер.

Боль в груди притупилась и почти прошла.

Когда электронные цифры на часах показали без четверти двенадцать, он внезапно возник на пороге спальни.

— Вечером меня не будет. Микки позвал выпить пива.

Она промолчала. Лишь констатировала, как неумело он врет, просто до обидного.

— Иди.

И он снова ушел.

Она встала, потянулась за халатом и вышла в кухню. Аксель катал на полу мячики по невидимым рельсам, Хенрик сидел за обеденным столом и читал «Дагенс нюхетер».

— Я обещала Аннике всех обзвонить, чтобы завтра провести собрание.

Он посмотрел на нее.

—Зачем?

—У тебя есть другие предложения?

Не ответив, он углубился в газету.

Эва продолжала:

— Будь я на месте Линды, я бы хотела, чтобы мне дали возможность все объяснить. Как ты считаешь?

Будь она на месте Линды.

Она незаметно фыркнула.

Именно что.

Он листал страницы, но явно не мог прочитать ни слова.

— Я просто не понимаю, какое все это имеет отношение к тебе. Почему именно ты организуешь это собрание? Ты же не получала никаких писем.

Нет, но оружейный шкаф в подвале моего дома ломится от любовных посланий, адресованных тебе.

— Потому что речь идет о воспитательнице Акселя. Ты же понимаешь, что, если вся история выйдет наружу, это повлияет на ситуацию в садике. Ты-то сможешь доверять ей, если выяснится, что она действительно посылала эти мейлы?

— Но это ее личное дело.

— Ее личное дело? Рассылка любовных писем отцам детей?

— Это сделала моя воспитательница?

Аксель тихо сидел на полу, взвешивая в руке зеленый мячик.

Хенрик бросил на нее взгляд, полный презрения. Или ненависти, она не знала.