Ричард Бротиган - Чтобы ветер не унес это прочь

Несколько минут катафалк и цветы стояли в одиночестве, если не считать двух мужчин в черном, которые явно никуда не торопились, а просто чего–то ждали. Мужчины и сами стали похожи на цветы — что–то вроде черных нарциссов.

Один курил сигарету. Он дотянул ее до самого конца так, что окурок должен был вот–вот прожечь ему руку. Другой поглаживал длинные усы — такие черные, что можно было подумать, будто они прыгнули с катафалка прямо мужчине под нос, но его это, кажется, не волновало.

Вы, наверное, захотите узнать, как я сообразил, что наблюдаю именно за похоронами, — ведь мне было всего пять лет, никогда раньше я не видел ничего подобного, и некому было объяснить, что же именно происходит за окном. Ответ прост: всего за неделю до того я видел похороны в кино и догадался обо всем сам.

Некоторое время спустя стоявшие у катафалка мужчины скрылись в похоронном бюро, а во дворе стали собираться люди. У всех был траурный вид, и передвигались они соответственно. Очень медленно. Я со своим стулом находился совсем близко, но почти не слышал, о чем они говорили.

Все это становилось очень интересным.

Я не мог дождаться, что же будет дальше.

Опять появились мужчины в черном, теперь их было трое — все вместе они несли гроб. Мужчины опустили его на катафалк. Фактически, им пришлось впихивать гроб в гору цветов, но они как–то с этим справились и двинулись к переднему сиденью — туда, где ездят живые.

Очень м е д л е н н о л юди расходились по машинам. К лобовым стеклам были прилеплены таблички с каким–то словом, но тогда я не знал, что оно означает. Прошло несколько лет, прежде чем я смог это выяснить.

Все постепенно разъехались, и во дворе после их исчезновения стало очень тихо. Было слышно, как прямо под окном чирикает воробей.

Я слез со стула и лег в кровать. Потом долго глядел в потолок, перебирая в памяти все, что только что видел. И не вылезал из кровати, пока все не встали.

Когда в кухне раздались шаги, я поднялся. Сонные взрослые варили кофе, с которого всегда начиналась битва нового дня.

Меня спросили, хорошо ли я спал.

Почему–то я задумался над этим вопросом, хотя никто не ждал от меня ответа. То есть, я мог буркнуть любую ерунду, и было бы достаточно, но вместо этого я застыл на месте и всерьез задумался, что бы такое сказать.

Врослые продолжали свои дела, забыв, как секунду назад о чем–то меня спрашивали. Люди не могут слишком долго интересоваться, хорошо ли спал пятилетний мальчик.

— Да, — сказал я наконец.

— Что да? — спросили меня.

— Я хорошо спал.

— А, — сказали они, с любопытством глядя на меня и явно забыв свой вопрос. Взрослые всегда так относятся к детям.

Так или иначе, с тех пор я каждый день вставал спозаранку и смотрел на похороны. Нужно сказать, что они проходили не каждое утро, и в такие неудачные дни я чувствовал ужасное разочарование. Приходилось возвращаться в кровать с надеждой, что завтра мне повезет больше.

Похороны бывали и днем тоже, но эти церемонии меня не интересовали.

Определенно, я был дитя утренних похорон.

Первые две недели вся квартира по утрам спала. Но однажды кто–то из взрослых встал раньше обычного и обнаружил, как я торчу в пижаме перед окном, что–то там разглядывая.

Человек тихо встал у меня за спиной, видимо решив выяснить, чем это можно заинтересоваться настолько, чтобы даже не заметить его появления.

Похоже, я представлял собой странное зрелище.

— Что ты делаешь? — прозвучал вопрос, хотя человек прекрасно видел, что я делаю, и вопрос, соответственно, прозвучал бессмысленно.

— Смотрю в окно, — сказал я.

— Смотришь в окно на похороны? Что за странный ребенок!

Должен согласиться, замечание было на редкость точным.

Мне сообщили, что со мной серьезно поговорят, но потом забыли, и серьезный разговор так никогда и не состоялся.

У хозяина похоронной конторы имелись жена и маленькая дочка. Они жили в похоронном бюро вместе с мертвецами. Дочка была на год старше меня. Ей исполнилось шесть лет, и у нее всегда были очень холодные руки. Наверное, такие холодные руки бывают у всех, кто живет в похоронных конторах.

Я часто задумывался, как это: жить, когда вокруг тебя, словно мрачный траурный ветер, то появляются, то исчезают мертвецы. Мы играли с ней в разные игры но только на улице. Я не звал ее к нам домой, потому что боялся, вдруг она тоже позовет меня к себе.

Однажды я спросил, не страшно ли ей жить среди мертвецов.

— С чего это? — ответила девочка. — Они же мертвые. Что они могут сделать?