Марта Кетро - Вдохнуть. и! не! ды!шать!

— С ночевкой?

— Захочет — останется.

В дальнем углу нашей единственной комнаты была маленькая продавленная кушетка, именуемая за свою неудобность собачий диванчик. Так что оставить человека на ночь мы могли.

Моль всегда приходила в половине девятого. Она работала на какой-то глупой работе, кажется, пришивала пуговицы к мужским пиджакам на фабрике «Большевичка». Мы накрывали на стол. Карлос разливал божоле, я нарезала ветчину и сыр. Моль доставала из сумочки шоколадку.

Большую часть времени Моль молчала, а если и говорила, то невпопад. Она просто сидела на табуретке между холодильником и окном и смотрела на Карлоса. За бутылкой Карлос рассказывал истории. Про то, как экспромтом и фал Снегурочку в новогоднем спектакле. Про то, как в его прежний дом в Грозном попала бомба. Как мать бросил отец. Как расписывал палехские подносы в одном из первых кооперативов. Как попал на дегустацию двадцатипятилетних коньяков в отель «Метрополь». Как работал охранником и однажды стрелял в человека. Историй в нем хватило бы на многотомную энциклопедию жизни.

Я тоже сидела на кухне, читала учебник по теории драмы и краем уха слушала Карлоса. Да, именно так мы ему и внимали: она открыв рот, я вполуха. Я ей была не конкурент.

Так проходили вечера. После застолья мы расстилали Моли собачий диванчик. Рано утром она уходила, и я никогда не слышала как.

Был март, сырой и холодный, когда, наконец, это случилось. Карлос и Моль засели за божоле, а я, как назло, в тот день простудилась и пошла принять горячую ванну. В воде согрелась и заснула, а когда, наконец, очнулась, мое место в постели было занято.

Я пошла на собачий диванчик. Я даже ничего не сказала, хотя они не спали. В конце концов, за квартиру платит Карлос. Кого хочет, того и приводит, это было ясно как день. Хотя была ночь.

— Можешь пока в общаге пожить? — спросил он наутро. Прямо, без предисловий. Я поморщилась, собрала шмотки и вернулась в восьми метровую комнату с мышами и розовыми обоями.

Моль слушала Карлосовы истории еще месяца три, а потом исчезла. Оказалось, все это время она переживала размолвку с женихом, и вдруг они помирились. Карлос позвонил в общежитие и продиктовал для меня записку. Пару дней я размышляла, стоит ли перезванивать. Потом решилась.

— Возвращайся и выходи за меня замуж, — сказал Карлос по телефону.

— Без любви грешно, — ответила я.

В ресторан «Саппоро» я попала через семь лет. Восточная сказка голодного студенчества не выветрилась из памяти за эти годы, и хотелось, наконец, ее воплотить в жизнь. Я собралась и пошла. Одна. Сказка моя, не буду ни с кем делить.

Но оказалось, Карлос здорово приукрасил действительность. Ресторан «Саппоро» являл собой дурно пахнущий неуютный длинный зал со слышимостью оперного театра. Разумеется, можно было сразу развернуться и удалиться, но что-то заставило меня пройти этот раунд до конца. Я полистала меню и выбрала: суши с икрой, сашими из тунца, чайник зеленого чая кокей-ча и — как без него — вожделенное мраморное мясо.

Через четверть часа принесли заказ. Вот оно, симофури, божественный говяжий Край. Нежнейший ароматный кусок, украшенный вешенками и прозрачной стружкой маринованного имбиря, напоминающего лепестки роз «Флорибунда». На секунду даже показалось, что где-то вдалеке играют до-минорную прелюдию Баха. Я мысленно облизнулась и стала наливать чай в грубую глиняную пиалу.

Боже, но что это? Вместо чая в чашке дымился обычный кипяток. Я нажала на кнопочку в столе и вызвала официантку.

— Мне забыли положить заварку.

— Это японский чай. Он подается так.

В каком кино есть мизансцена: «Милая! Да у тебя не чай, а анализ!»? «Космос как предчувствие», кажется. Хороший фильм.

— Вы серьезно?

— Хотите, я позову специалиста по чаю?

— Не стоит беспокоиться. Вы просто заберите чайник и принесите, чтобы плавала заварка.

— Хорошо.

Через пару минут гейша вернулась и с ядовитой улыбкой водрузила чайник на стол. Я приподняла крышечку. В крутом кипятке плавали редкие чаинки.

«Это вечер памяти тебя, Карлос, — подумала я. — А анализ не иначе символ нашей тогдашней жизни: хотелось, чтоб она была как мраморное мясо, а обернулось все блокадным кипяточком. Да-с…»

Обдумывая этот мрачный парадокс, я подцепила кусочек симофури. Увы, за время выяснения отношений с гейшей оно совершенно остыло. «Черт меня сюда понес», — подумала я. Вечер был безнадежно испорчен. Нарушая все писаные и неписаные правила японского бонтона, я еще немного поковыряла палочками в тарелке, после чего подозвала официантку и буркнула: «Колы!»