Дэниэл Вудрелл - Зимняя кость

— Я думаю, вероятнее всего, со мной уже разобрались.

— Ты ж не можешь знать, что будет. Нам с Недом домой надо.

Ри скинула Бабулино пальто с плеч, бросила на кучку одежды. Ссутулившись, зашла в ручей, упала в воду целиком. Под водой задержала дыхание, открыла глаз и хорошенько осмотрела затуманенные камни, нагладко отполированные веками, послушала лепет живого ручья в ушах, бормотанье и плюханье воды, спешившей мимо из вечности. А когда распрямилась, промокшая голова ее от ветерка мгновенно слишком замерзла, и она выпрыгнула из ручья к огню.

Гейл сказала:

— Ты уже шевелишься лучше.

— Я забыла, где болело.

— Одеться стоит.

— Ты его правда любишь или что?

— Не знаю. Сердце у меня не совсем разрывается фанфарами, стоит лишь имя его заслышать, совсем нет. Ничего такого — но я люблю Неда. Очень и очень люблю Неда.

Одевшись, Ри взяла метлу, но опираться на нее почти не требовалось. Доковыляла до грузовика и села в кабину, проглотила желтую таблетку и синюю. Обратно Гейл вела машину молча — до гребня холма и за него, прочь из долины, назад к плоской дороге через государственный лес. Впереди на дороге собрались грифы поклевать что-то пушистое и раздавленное, но, когда грузовик подъехал ближе, снялись с земли в неуклюжей хлопотливой панике.

Ри спросила:

— Тебе не понравилось? Ты мне рассказывать будешь, что тебе не понравилось?

— Понравилось. Понравилось, но это еще не все.

Почти все небо пропиталось теперь серым от фронта угрюмых туч. Одышливый ветер раскачивал лес, и к его сопенью примешивался перестук мешанины веток. Обратная дорога казалась раза в три длиннее. По шоссе медленно прополз хрипящий лесовоз, Гейл пришлось пережидать там, где с асфальтом граничит грязь. К концам бревен были привязаны красные флажки, из выхлопной трубы валил зловонный дым.

Ри сказала:

— Как ты думаешь, Флойд с его отцом захотят у меня лес купить? А? Потому что, если придется продавать, я уж лучше вам.

— Правда? Ты серьезно?

Они переехали шоссе на проселок к дому, и Ри заставила себя смотреть в окно в другую сторону.

— Если мне эти леса продавать придется, Горошинка, я уж лучше твоим их продам.

Таблетки двух видов и день в постели, вечер и дальше в ночь. Небо темнело и свистело, тряся окна и горизонт за ними, но Ри лежала внутри, погода была ей нипочем. Мальчишки вернулись домой рано, сказали:

— Опять уроки отменили из-за снега! — Но Ри в ответ только хрюкнула.

Желтые таблетки к тому же проявили свойства, которые стоило ценить. Похоже, они отпихивали боль неплохо, но и рассудок не отключали, освещали его, а вот синенькие тебя захлопывали до непроглядной гладкой тьмы, где время состригалось клоками, в нем вообще можно было не жить. Иногда хочется, чтобы мозг работал. Когда рассудок включен, там персонал танцует — не конкретные танцевальные воспоминания, что пытаешься вызвать особыми действительно мыслями, а в общем даже какие-то непрошеные танцульки — они щекочут, интересуют, от них хотя бы зуд остается. На подоконнике громоздилась белизна, Ри дотянулась до пола у кровати и вытрясла еще одну синенькую, откинулась на спину, дожидаясь черноты.

Черное раздвинулось настолько, чтобы внутрь просунулась рука, несколько раз потрясла ее за плечо, поставила ее на ноги в одной фланелевой ночнушке и гольфах, обернула вокруг нее Бабулино пальто. Сон не стал ей зашнуровывать ботинки, а обратился поездкой в грузовике — тот ехал сквозь белый тоннель в ночи, по ветровому стеклу ползли белые комочки и растекались лужицами под дворниками. Даже сквозь завесу сна она носом чуяла дядю Слезку. С нею были его запах и звуки, совсем рядом, но она думала на такой низкой передаче, что не верила толком, сумеет ли проснуться, пока он не потрогал ее за ногу, и от его ногтя не заболела ссадина. Рывок боли она почуяла даже сквозь пилюли, затем увидела дядино лицо, между ног зажата бутылка виски, а по растрескавшемуся сиденью между ним и ею ездят десантный автомат и обрез.

Он сказал:

— Давай тогда так и сделаем, девочка. Нахуй ждать. Поехали, поворошим их муравейник, поглядим, что получится.

Может, она ему что и ответила, а может, и нет, она так и не поняла, но он не сводил с нее глаз, и глаза эти были выжженными точками на мерцающем лице. Потом кивнул, — стало быть, какие-то слова изо рта у нее вылетели, хотя она не знала, на что именно согласилась, это ее озадачивало, пока мыслями не сошлись воедино несколько возможностей, не перепугали ее. Она поежилась, как-то подтянулась на сиденье. Откатила вниз окно, высунула вялую голову под холодный ветер. Мимо белой спешкой проносились какие-то места, исчезали. Ри закрутила окно опять, повернулась к дяде, спросила: