Дженнифер Иган - Цитадель

Рей, говорит она и наклоняется вперед. Я все время думаю, почему у тебя все так вышло.

С Том-Томом?

Нет. Раньше. Почему ты попал в тюрьму.

А, это.

Я хочу понять.

Я тоже.

Тогда просто расскажи, как все было, только факты. Если можешь. Мне кажется, мне это… должно помочь.

Я отвечаю не сразу, после паузы. Факт один. Я выстрелил человеку в голову.

Она сглатывает с трудом, словно у нее пересохло в горле. Ты его знал?

Мы были друзьями.

Она разглядывает свои руки. Я слежу за ней. Не потому что хочу видеть, как она отреагирует, этого как раз не хочу. Но пока она тут сидит, я не могу упустить ни одной секунды, ни одного ее движения. Я должен сохранить в памяти все.

Наверно, у тебя была причина, говорит она.

И не одна. Куча причин. И еще больше я могу насочинять, чтобы выглядело покрасивее. Только неохота сейчас. Самочувствие неважное. Да и что сделано, то сделано.

Холли долго молчит. Потом я слышу: Не хочется думать, что можно вот так просто… В таком мире слишком опасно жить.

Люби своих девочек, говорю я.

Она вскидывает голову. Мои слова застали ее врасплох. Ее лицо делается беззащитным, даже желтая маска вдруг становится прозрачной, и, глядя сквозь прозрачную бумагу, я вижу мелькающие картинки из той жизни, что мы с ней могли бы прожить вместе. Выезды на природу. Собаки. Дети барахтаются в нашей постели. Каждая картинка краткая и яркая, как вспышка, как запах жаркого из окна чьей-то кухни, такой явственный и конкретный, что можно перечислить все ингредиенты. Потом все гаснет. Картинок больше нет, но Холли держит меня за руку. Наконец. После долгого, долгого ожидания. Тонкие сухие прохладные пальцы, на них кольца, они ей чуть великоваты. Я закрываю глаза. Моя рука горит, даже в кончиках пальцев толчками пульсирует кровь. Я боюсь, что сейчас она обожжется и отдернет руку, но она не отдергивает, и мне начинает казаться, что ее ласковые прохладные пальцы держат всего меня, целиком. И жар отступает.

Когда я открываю глаза, по лицу Холли текут слезы. Бумажная маска промокла насквозь.

У тебя что-то случилось? — спрашиваю я.

Она кивает. Слезы продолжают течь.

На то, чтобы приподнять голову, у меня уходит столько же сил, сколько у Дэвиса на все его семьсот отжиманий. Я хочу увидеть наши руки. Вот они лежат на моей груди, со сплетенными пальцами, как два человека в обнимку. Дальше за ними — коричневая пластиковая трубка. Моя шея дрожит.

Я роняю голову на подушку. Сверху спускается серая пелена — все, сил больше не осталось. Я слышу, как Холли всхлипывает, и крепче сжимаю ее руку. Я боюсь, что она ее у меня заберет. Но она вытирает глаза другой рукой. И я понимаю, почему ее сюда пропустили.

Ховард: Все, Дэнни, я сдаюсь. Открой мне твой секрет.

Секрет? Нож по-прежнему лежал в кармане его куртки. Дэнни с трудом сдерживался, чтобы его не потрогать. Ты о чем?

Склонившись над столом в большом зале и придвинув к себе подсвечник с горящими свечами, Ховард изучал купленную Дэнни карту. Только что закончился ужин, до которого Дэнни сутки ничего не ел. Сегодня Ховард приготовил тушеную курицу с маслинами, украшенную индийскими серебряными листочками, — и конечно же это оказалось самая вкусная тушеная курица в жизни Дэнни.

Ховард: Видишь ли, не пойми меня неправильно, но… Ты, в общем-то, слоняешься без определенной цели — ощущение такое, будто у тебя и дел никаких нет, вроде как ходишь туда-сюда, и все. И вдруг являешься с такой вот добычей!

Дэнни: Тебе нравится?

Ховард поднял голову от карты. Нравится — не то слово, Дэнни. Это просто невероятно. Это то, что мы мечтали найти. Все время, пока мы тут, каждый день — сколько мы тут уже дней?

Сорок, послышался голос Мика. Самого Мика Дэнни не видел: свечи горели только на столе, остальная комната тонула в полумраке.

Ховард: Для нас это страшно важно, Дэнни, понимаешь? Это же и есть то самое недостающее звено. А ты со своей забинтованной башкой встаешь с кровати, идешь и натыкаешься прямо на него — нет, это просто охренеть можно!

Дэнни постарался улыбнуться как можно натуральнее, но получилось так себе, средненько. Все, в общем, было ясно: Ховард над ним насмехается, нарочно расхваливает его на все лады, чтобы Дэнни почувствовал себя полным идиотом. Или это все-таки червь, который все вгрызается и вгрызается? Хотя какая разница: Ховард же и есть червь, так что получается одно и то же. Главное сейчас не это: главное, знает Ховард про нож или нет. Если да, то Дэнни лишился своего единственного преимущества — а это уже открытая война. И хотя Дэнни снова и снова себе повторял, что не может Ховард этого знать, откуда бы он узнал, но в глубине души он был убежден: знает.