Наталья Нестерова - Целую ручки

Он оценивающе посмотрел на Лену и заявил:

— Плохо выглядишь.

— Зато ты — прекрасно.

Лена уже давно рассталась с розовыми очками, а Игнат не находил нужным играть перед ней спектакли.

— Что тебе нужно? — спросил Игнат.

— Деньги и лекарства, — прямо ответила Лена. — Деньги на массаж, он нужен срочно, иначе у Кати сформируются контрактуры, неподвижность суставов…

— Меня не интересуют эти подробности!

— Но стоит начать массаж, — говорила Лена, точно не слыша Игната, — возникают судороги, очень болезненные. Достань лекарство, оно импортное, в аптеках только по блату.

— И не подумаю!

— Подумаешь! — жестко сказала Лена. — Хорошо подумаешь, прежде чем отказывать. Мне ведь терять нечего. Ради дочери я глотки перегрызу, не то что на прием к секретарю обкома или в твой деканат пойду.

— Ты стала грубой. Шантажируешь?

— Нет, требую законно причитающееся.

— Откуда у меня, студента, деньги?

Игнат врал. Он был состоятельным человеком. Подпольно приторговывал дефицитом, летом работал в стройотрядах. Не плотником или каменщиком, конечно. Комиссаром штаба студенческого облстройотряда — руководил, инструктировал, вдохновлял. Все договоры с заказчиками оформлялись через штаб. Простые студенты не ведали о реальных суммах, получали зарплату в конце сезона в штабе. Эта схема не была изобретением областных боссов от комсомола. Существовала пирамида: от всесоюзного штаба студенческих стройотрядов — до районных штабов. Вершина пирамиды, как водится, была золотой, далее по убывающей, основание — чернозем,

— Ты не бедствуешь, — ответила Лена.

Хотя она отгородилась от мира, все-таки иногда, от бывших приятелей и приятельниц, доходили слухи об Игнате, который живет на широкую ногу.

— И давай договоримся, — продолжила Лена, — чтобы мне каждый раз не припирать тебя к стенке, выплачивай алименты, тридцать рублей в месяц.

— Ну и аппетиты! — возмутился Игнат.

— Да, больной ребенок требует больших расходов.

— Плевать мне на этого ребенка! На урода!

— Придержи язык! — повысила голос Лена. — Еще раз скажешь гадость про дочь, пеняй на себя.

— Лена, послушай, — сменил тон Игнат. — Нужно тебе все это? Молодая, красивая, у тебя вся жизнь впереди. У меня, кстати, тоже. Не повезло нам, так случилось, но ведь можно исправить.

— Твоя жизнь, моя жизнь, но есть еще и третья.

— Чья? — не понял Игнат.

— Катина, нашей дочери. Она тоже человек, тоже имеет право видеть небо, радоваться солнцу и пению птиц.

— Не может она! — выкрикнул Игнат, оглянулся, не слышал ли кто, и заговорил тише: — Я говорил с врачами. Она же умственно отсталая, дебилка, никогда не сможет вилку держать и задницу подтирать! Ходить, сидеть, разговаривать нормально! Это брак природы, как ты не понимаешь! Есть детские дома для таких особей, я узнавал. Я готов сам оформить все документы. Государство о ней позаботится, оно у нас доброе. А ты вернешься в институт, будешь вспоминать об этой калеке как о страшном сне. Или: хочешь — навещай ее. Но не гробь себя и меня заодно.

— Мне рассказывали об этих учреждениях, — помотала головой Лена. — Отдать туда Катю все равно что снести ее на кладбище.

«Где уродке и место», — подумал Игнат, а вслух принялся с удвоенной силой агитировать Лену. Она была непреклонна: Кате требуется постоянный уход, двадцать четыре часа в сутки, нигде, кроме родного дома, такого не будет.

— Мне пора, — встала со скамейки Лена и протянула ему листок. — Вот название лекарства, достань обязательно. Не просила бы тебя, если бы сама могла купить. Деньги можешь переводить по почте.

— Дура! — в сердцах обозвал ее Игнат. — Не зря говорится, что сон разума рождает чудовищ.

— Если разум понимать как нравственность, то это в точности про тебя.

Не простившись, она пошла по аллее. «Сука!» — процедил Игнат. Лена услышала, запнулась на секунду, но не оглянулась.

Через несколько месяцев Игнат женился. Ему не помешало, что первая жена, Оксана, еще на костылях передвигалась. Второй супругой стала дочь большого партийного начальника. Лена восприняла известие о браке Игната с равнодушной брезгливостью. Пусть хоть на английской королеве женится, лишь бы деньги присылал.

Катюше исполнился год. Она не могла сидеть, не пыталась вставать, плохо держала головку, не произносила слов и слогов, а только невнятные булькающие звуки. Но у них были победы! Катюша почти научилась глотать, и фонтаны брызг уже не так часто вырывались из ее ротика. Благодаря лекарствам, массажам и теплым ваннам, которые Лена делала постоянно, ослабился тонус мышц, и девочка уже не походила на скрюченного воробушка. Лене казалось, что самое страшное уже позади (хотя самое трудное еще впереди). Отступал панический страх Катиной смерти. Малышка родилась без многих жизненно важных безусловных рефлексов, а условные не вырабатывались. Но Лена была убеждена, материнское сердце ей подсказывало, что в глубине этого несчастного тельца, в подкорке недоразвитого мозга есть все-таки живой росточек, который упорно и настойчиво, через боль и страдания рвется к солнцу.