"Скорая" ждала на гравийном пляжике, где мы когда-то пытались удить лопуховскую рыбу. Двое в белом, привалясь к задней дверце, курили.
Одна из моторок заглохла. Мы все посмотрели в ту сторону. Человек на корме встал и начал травить свою веревку. Немного погодя из воды показалась рука. Похоже, что крюком Лопуха поддело за бок. Рука снова опустилась и снова высунулась, а за нею - еще какая-то бесформенная масса.
Это не он, подумал я. Это что-то другое, то, что лежало здесь давным-давно.
Человек с носа лодки перебрался на корму, и вдвоем они стали втаскивать что-то капавшее на борт.
Я взглянул на папку. На нем буквально лица не было.
- Бабы, - сказал он. Он сказал: - Вот что бывает, когда тебе не та баба попадется, Джек.
Но, по-моему, папка и сам в это не верил. Он, по-моему, просто не знал, кого винить и что сказать.
Мне показалось, что с того момента все для отца обернулось темной стороной. Он, как Лопух, стал сам не свой. Эта рука, которая то высовывалась, то уходила в воду, как будто помахала хорошим временам на прощанье, худым - на встречу.
Потому что плохие времена потянулись на годы с тех пор, как Лопух утопился в той темной воде.
Может, так оно и бывает, когда помирает друг. Никому из оставшихся корешей счастья не видать?
Хотя я ведь уже говорил, что и Пёрл-Харбор, и что пришлось переехать в дедовский дом папке тоже ничего хорошего не дали.
Возле дома стояла машина Веры, других не было, и Берт поблагодарил за это Бога. Он въехал в проезд и остановился возле пирога, который вчера уронил. Пирог по–прежнему валялся на асфальте — перевернутая алюминиевая тарелочка в нимбе из тыквенной начинки. Первый день после Рождества.
На Рождество он приезжал навестить жену и детей. Вера его предупредила заранее. Дала полный расклад. Заявила ему, что он должен уехать к шести, потому что ее друг со своими детьми приезжает на ужин.
Они сидели в гостиной и сосредоточенно разворачивали подарки, которые привез Берт. Открывали его пакеты, а другие, обернутые праздничной бумагой, стопкой лежали под елкой, дожидаясь шести часов.
Он смотрел, как дети открывают свои подарки, а Вера пока развязывала ленточку на своем. Стянула бумагу, открыла крышку коробки и вытащила кашемировую кофту.
— Как мило, — сказала она. — Спасибо, Берт.
— Примерь, — сказала дочь.
— Надень, — сказал сын.
Берт поглядел на сына с благодарностью за то, что тот его поддержал.
Она примерила. Ушла в спальню и вышла в кофте.
— Как мило, — сказала она.
— На тебе мило, — произнес Берт и почувствовал, как сдавило в груди.
Потом открыл свои подарки. От Веры — подарочный чек в мужской универмаг Сондхайма. От дочери — набор из расчески и массажной щетки. От сына — шариковая ручка.
Вера принесла содовой, они немного поболтали. Но в основном — смотрели на елку. Потом дочь встала и начала накрывать к ужину, а сын ушел к себе.
Берту же не хотелось вставать. Ему нравилось сидеть у камина, со стаканом в руке, в собственном доме, у себя дома.
Вера ушла на кухню.
Время от времени появлялась дочь и ставила что-нибудь на стол. Берт глядел на нее. Смотрел, как вкладывает сложенные льняные салфетки в бокалы для вина. Как ставит тонкую вазу в центр стола. Как вкладывает в нее цветок, осторожно–преосторожно.
Поленце из воска и прессованных опилок горело в камине. Коробка с пятью такими же стояла перед очагом. Он поднялся с дивана и положил их все в огонь. Посмотрел, как запылали. Потом направился к задней двери. По пути увидел на буфете шеренгу пирогов. Взял, сложив стопкой, все шесть — по одному за каждый десяток ее измен.
На проезде впотьмах он выронил один, пока возился с дверью.
Передняя дверь теперь постоянно была закрыта — после того, как в замке сломался ключ. Он обогнул дом. На задней двери висел рождественский веночек. Берт постучал в стекло.
Вера была в купальном халате. Увидев его, она вздрогнула. Чуть приоткрыла дверь.
Берт произнес:
— Я хочу извиниться за вчерашнее. И перед детьми тоже.
— Их нет дома. — Она стояла на пороге, а Берт — во дворике, возле куста филодендрона. Он снял какую-то ниточку с рукава.
Она сказала:
— У меня нет больше сил терпеть. Ты пытался спалить дом.
— Не пытался.
— Пытался. Мы здесь все свидетели.
Он ответил:
— Можно, я войду, и мы об этом поговорим?
Вера запахнула халат на горле и отступила.
Он зашел.
— Мне где-то через час надо идти.
Читать дальше