Александр Мелихов - И нет им воздаяния

Но разве решишься спросить такое? Я очень тщательно прячу свои отношения с привидениями, мы, сумасшедшие, до ужаса хитрые. Поэтому я задал лишь невинный вопрос: каким таким макаром Лев Соломонович превратился в Льва Семеновича?

— Его перекрестил самолично Сталин. Он увидел Льва Соломоновича в списке лауреатов и вычеркнул отчество своим синим карандашом: царскых отпрыскав нам нэ нада. И написал сверху: Семенович. После этого Лев Соломонович даже паспорт переменил.

— Отрекся, значит, от отцов… Еврейские павлины на обивке, еврейские скисающие сливки…

— Это чьи такие стихи?

— Багрицкого. Его тоже позвали в Большую Игру, в Историю… Неужели и Лейба Менделевич Волчек был такой же романтик?

— По первому взгляду не скажешь. Когда ему вручали Героя соцтруда к семидесятилетию, он коротенько так, минут на сорок, зачитал по бумажке, какие проблемы ему пришлось решать для родного советского народа. И родной коммунистической партии. — Крючков вновь установил оба некролога и принялся торжественно зачитывать с траурного экрана: — Отливать броневую сталь в многогранные или плоские изложницы. Выяснить, какой угар молибдена нужно принять при расчете шихты для выплавки хромистой стали при однопроцентном содержании молибдена. Установить, почему при раскислении стали используют не кусковой ферросилиций, а измельченный. — Некрологи обратились ко мне: — Ни за что не догадаетесь: ферросилиций будет взаимодействовать с окислами железа в шлаке, свободное железо начнет переходить в металл, а окись железа — в шлак. Представляете? А на Путиловском в это время алюминий выгорал, а кремний, наоборот, пробирался в сталь! Пока не догадались в загрузочное окно добавлять известь. Иначе алюминий взаимодействовал с кремнекислотой шлака — кто бы мог подумать? На что на этих церемониях народ тренированный, так и они пытались прерывать его аплодисментами. А он думал, что всех так восхищает его творческий отчет. Он и продолжал растолковывать, что нужно делать, чтобы на автоматических станках стружка не вилась, а обламывалась. Главное дело, после горячей прокатки не нужно отжигать, он еще со стажировки у Круппа так и телеграфировал из Эссена: катать, но не отжигать! И еще: калибруйте, не отжигая! В общем, народ начал отрубаться, а генсек прямо-таки похрапывать.

Я почувствовал, что тоже начинаю отключаться под эту колыбельную: коррозионная стойкость, азот, ферросплавы, расслои, флокены, раковины, обрезной пресс, блюминги, слябинги, правильные вальцы, бронебойные наконечники, шамот, скрап, садка, кауперы, шихта, фурма, бухтовое волочение, кислая футеровка, низкотемпературный отпуск…

— Только при слове «отпуск» наш дорогой генсек встрепенулся и взасос его, взасос!.. Только тем Ильич и спасся. Лев Семенович, правда, попытался рассказать напоследок про корабельные броневые плиты — весом аж до ста тонн! — но тут догадались врубить гимн. Лев Семенович сразу вытянулся по швам, и его потихоньку увели от трибуны. И сразу же на пенсию. Энтузиазм уже считался маразмом. Хотя Лев Семеныч и до сих пор лекции почитывает. До недавних пор даже за границей. В Германии, в Израиле, в Южной Корее… Там изучают нашу индустриализацию.

— Сколько же ему лет?..

— В обед сто лет. Серьезно. Гвозди бы делать из этих людей. Бронебойные наконечники. Или, наоборот, броневую корочку. Или кольчугалюминий. Лев Семеныч и к нему руку приложил, к цельнометаллическим монопланам тяжелой авиации. Он даже первыми автожирами немножко занимался. Так тогда вертолеты называли. Получается, что-то от романтика в нем было. Но настоящие романтики хотят сами летать. Или хотя бы других запускать. А его всегда заботило, из чего делать. Из чего делать крылья, моторы, стволы… Когда ему присвоили Героя и поперли с работы, его наконец рассекретили. И он дал какое-то более или менее человеческое интервью «Пионерской правде». Первое и последнее.

— Про ферросилиций?

— Говорю же, более или менее человеческое. Вам еще не надоело?

— Нет-нет. Ужасно интересно. Тени забытых отцов… Хоть на минуту кого-то воскресим.

Последнюю фразу я произнести не решился, но Иван Иваныч в моих поощрениях и не нуждался — его всеведению требовался только зритель.

— Лев Семенович сообщил пионерам, что в начале, как и все, он увлекся планеризмом, но оказалось, что его больше поразила дельта-древесина. Подумать только, простой березовый шпон, если его спрессовать да пропитать клеем, и в огне не горит, только обугливается, зато в воде, наоборот, тонет. Вроде бы — я в этом не очень. Их использовали в лонжеронах, в нервюрах. Но когда почти весь алюминий оказался под немцами, Лев Семенович придумал деревянный бензобак — простая, понимаете ли, бакелитовая фанера, обтянутая резиной. Которая к тому же сама затягивает дырки от пуль. А еще лучше — флак-фибра. Представляете — бензобак из бумаги? Льва Семеновича вообще отличала русская смекалка. Пропал флюс для сварки — он догадался пустить на мраморную крошку надгробия. Ну а декстрин для литья цветных металлов? А легированный чугун вместо бронзы? А переплавка режущих инструментов токами высокой частоты? А подшипники без обоймы, а ролики из заготовок для торсионных валов? Кто-то придумывает вторую экранизирующую броню, а он додумывается, как совмещать изотермическую закалку со штамповкой. О, там такие столкновения бывали — чистый, как вы говорите, Шекспир. Он предлагает катать бронелисты на блюмингах, а править на ковочных прессах, а ему в ответ: а на чем прикажете производить поковки стволов и казенника, а? До верховного доходили! С протяжкой малоуглеродистой электросварочной проволоки еще можно было бы разобраться на уровне наркомата. Но уж эвакуировать дуореверсивный стан с судостроительного завода на танкостроительный — для этого приходилось стучаться на самый верх! А верх-то может однажды взять да и прихлопнуть. «Апят тавырыщ Волчэк думаит, что его саабраженыя самыи правилныи. А нэ паслат ли нам таварыща Волчека на самыи главныи натурные испытаныя? На пэрэдавую?» Лев Семеныч и вправду однажды целый месяц протрубил в артиллерийском дивизионе. Испытывал немецкую броню на прочность. Уже сталинским лауреатом, орденоносцем. Но его, я думаю, там как-то оберегали. Его даже не ранило, только слегка контузило. Потом Сталин его вернул. И даже признал, что был неправ. «Но и вы, таварыщ Волчек, были нэ правы. Вы далжны были жалаватца на мэня в цэка».