Джун Зингер - Секс пополудни

Но на мгновение Андрианна увидела их через объектив другой камеры и увидела иную картину — трех молоденьких, полных надежд школьниц, невинно мечтающих о прекрасном будущем… мира, который собирается относиться к ним, как к принцессам…

А потом объектив ее камеры стал записывать картины настоящего.

Пенни, приподнявшая свою юбку с оборками, чтобы показать голубую подвязку, как делают восемнадцатилетние невесты… Николь, отцепившая шлейф се платья, связавшая их вместе, строящая из себя клоунессу. Пенни, снявшая с головы вуаль с венком и водрузившая их на темные волосы своей подружки Энни… А затем Андрианна, пытающаяся надеть свадебный головной убор на светловолосую голову Николь…

Наконец, легкомысленно забыв, что она уже не молоденькая девушка, Андрианна приподняла юбку и начала танцевать — как много лет назад — фламенко, стуча каблуками, щелкая пальцами над головой под восхищенные крики Пенни и Николь.

Через секунду оркестр подхватил в такт ее танцу испанскую мелодию. Еще несколько картин промелькнуло перед глазами Андрианны. Гай, все помнящий, аплодирующий… Джино, вытирающий глаза красным носовым платком… Джонатан, смеющийся, целующий, обнимающий ее, шепчущий ей на ухо: «Я и не думал, что ты умеешь так танцевать! Как ты могла держать это в секрете? Тебе не стыдно?»

Наступило время поднять бокалы и выпить за грядущие хорошие времена. Николь захотела выпить еще за их дружбу, и Пенни с энтузиазмом поддержала ее.

— Да, мы должны выпить и за нашу дружбу тоже. Твой тост, Пенни.

— Итак, — Андрианна подняла свой бокал — Мы пьем, друзья мои, за новую удивительную эру… за нас троих… за счастливые минуты… за те лучшие времена, которые еще придут… и за нашу дружбу, которая будет согревать и поддерживать нас всегда… до самого конца…

— Красиво сказано. Не правда ли, красиво, Пенни?

— Дурачок! Это же Энни! Такая сучка! — вскричала Пенни, — Она каждый раз проделывает со мной штуки, от которых я рыдаю. И из-за этих чертовых слез у меня сползает макияж!

В тот момент Андрианна наконец поняла, что вино в ее кубке на самом деле переливается через край…

Гости стали собираться по домам, и Андрианна стала искать глазами Джонатана. И она увидела его… разговаривающего с Гаем и Джино. Холодок пробежал вверх и вниз по ее спине, и только тогда она осознала, что солнце заходит и что дневное тепло улетучилось.

Что они говорили друг другу? Кто кого спрашивал? И что будет с этими ее счастливыми минутами, с этими лучшими временами, которые еще придут? Неужели они будут оторваны от нее прежде, чем она успеет сделать глоток из своей льющейся через край чаши?

Андрианна и Джонатан находились в своей спальне и готовились лечь, несмотря на то что было еще рано. Он не замечал ее печального настроения. Был занят тем, что сначала вешал свой костюм, потом отстегивал манжетные запонки и притом насвистывал под нос отрывки из песен — своего рода винегрет из всех мелодий, под которые они танцевали днем. Вскользь упомянул о том, что ему очень понравилось то, что на церемонии звучала флейта. Потом он заметил, что им обоим есть что сказать практически по всем деталям свадьбы: и о том, что исполнявший роль священника Коул Хопкинс прибыл к ним из Далласа, и о еде, и об оркестре, и о подходящих гостях, даже о женщинах, которые были с ней в школе в «Ле Рози».

Молча слушая, Андрианна думала о том, что кто-то будет рассматривать их как самую среднюю супружескую пару, у которых нет никаких секретов между мужем и женой, которая просуществовала уже много лет, в которой всякий раз муж и жена добродушно обсуждают каждое событие, где они только что присутствовали.

И все же она чувствовала, что проблема ее интимных отношений с Форенцами висит в воздухе, как стена, разделяющая их, и что ей необходимо снести ее. Но с чего ей следует начать? И где она остановится после того, как зайдет в своем разглашении слишком далеко? Она полагала, что свои отношения с Гаем можно объяснить относительно легко. А вот отношения с Джино, гораздо более сложные, — чрезвычайно трудно. Теперь даже ей самой вся история с Джино кажется слегка странной…

Она мотнула головой, как бы стараясь избавиться от этих мыслей. Временами она думала, что она сама как раз и является странной и что это рождается снова и снова в одном и том же месте в ее голове.

— Клянусь, ты так устала, что готова с ног свалиться, — сказал Джонатан, нежно массируя ее плечи. Она сидела за туалетным столиком в тончайшей ночной рубашке и расчесывала волосы.