Захар Прилепин: Дорога в декабре

— Куда ты ушел? Мне одиноко, — совершенно серьезно говорила она.

Полежав головой у нее на поясничке — мы располагались буквой «Т», — я уезжал на работу в пригород Святого Спаса.

На сборы уходило семь минут. Потом сорок минут езды на электричке, три перекура по дороге.

Она еще долго нежилась в кроватке. Встав, неспешно заваривала и очень медленно пила чай. Одевалась обстоятельно (всего-то дел: маечка на голое тело, голубые шорты, а потом влезть в белые кроссовки, не развязывая их).

Аккуратно вывозила велосипед в подъезд. Руль холодил ладони, тренькал без надобности звонок, и мягко стукали колеса по ступеням.

На работе я постоянно нервничал, пугаясь того, что она упала, ушиблась, что ее обидели, и звонил в ее квартирку каждые полчаса. Спустя пять часов, угадав, что доносящиеся из квартиры звонки — междугородные, усталая и веселая, моя девочка, возвращающаяся с прогулки, бросала велосипед в подъезде, сопровождаемая грохотом оскорбленного железа, вбегала в квартиру, хватала трубку и кричала, потирая ушибленное о стол колено:

— Егорушка, я здесь, алло!

Голос ее застигал меня, вешающего трубку.

— …Егор, на крышу. Буди своих.

Я заснул в одежде, но бушлат и берцы снял, конечно. Ствол лежит между спинкой кровати и подушкой. На спинке кровати висит разгрузка, распираемая гранатами, «дымами», двумя запасными магазинами в боковых продолговатых карманах и еще тугим водонепроницаемым пакетом с патронами в большом кармане сзади.

Сажусь на кровати, свесив ноги. Непроизвольно вздрагиваю обоими плечами — зябко. Какое-то время хмуро и вполне бессмысленно смотрю на Язву, следя за тем, как он разбирает свою кровать.

— Чего там, на крыше? — интересуюсь.

— Высоко.

Ну что он еще может ответить…

Бужу Кизю, Монаха, Кешу Фистова, Андрюху Суханова, Степу Черткова… Скворец сам проснулся — чутко спит.

— Вязаные шапочки наденьте, — говорит нам Язва. — Береты не надевайте.

Выходим в коридор, тащим в руках броники. С удивлением смотрю на грязные выщербленные стены — куда меня занесло, а? Сидел бы сейчас дома, никто ведь не гнал.

Даша…

Поднимаемся по лесенке на крышу.

— Эй! — говорю тихо.

— На хер лей… — отвечает мне Шея нежно. — Давай сюда…

Объясняет, как нам расположиться — по двое на каждой стороне крыши.

— С постов не расползаться. Не курить. Не разговаривать. Без приказа не стрелять. Чуть что — связывайтесь со мной. Надеюсь, трассерами никто не снарядил автомат?

Я и Скворец ползем на ту сторону крыши, с которой виден овраг.

Крыша с трех сторон обнесена кирпичной оградкой в полметра высотой. Просто замечательно, что она есть, оградка. Пацаны, которых мы сменяем, уползают спать. Мне кажется забавным, что мы, здоровые мужики, ползаем по крыше.

— Ну как? — спрашиваю Хасана, ждущего нас.

— В Старопромысловском районе перестрелка была.

— Это далеко?

— Нормально… Чего броники-то притащили? Мы бы свои оставили.

Хасан, пригнувшись, убегает — не нравится ему ползать. Саня ложится на спину, смотрит в небо.

— Ты чего, атаку с воздуха ожидаешь? — спрашиваю иронично.

Саня переворачивается.

Приставляем броники к оградке.

Тихо, слабый ветер.

Вглядываюсь, напрягая глаза, в овраг. Смотрю целую минуту, наверное. От перенапряжения глаз начинает мерещиться чье-то шевеленье там, внизу.

«Кто-нибудь сидит в овраге и в голову мне целит», — думаю. Начинает ныть лоб.

Ложусь лбом на кирпичи, сжимаю виски пальцами. Отходит.

— Егор, — чуть приглушенным голосом окликает меня Саня.

— А?

— Ссать хочу.

Поднимаю голову, снова смотрю на то место, что меня заинтересовало.

— Егор.

— Ну чего?

— Ссать хочу.

— И чего мне сделать?

Саня замолкает.

Бьет автомат, небо разрезают трассеры. Далеко от нас. «Трассеры уходят в небо…» — думаю лирично.

— Егор, как быть-то?

— А вот с крыши попробуй.

Меня вызывает по рации Шея.

— На приеме, — отвечаю бодро.

— Может, заткнетесь?

Раздается характерный свист минометного выстрела. Сжимаюсь весь, даже ягодицы сжимаю.

«Мамочки! — думаю. — Прямо на крышу летит!»

Бахает взрыв черт знает где. Оборачиваюсь на Саню.

— Думал, что в нас, — сознается он мне.

Я не сознаюсь.

Лежим еще. Мешают гранаты, располагающиеся в передних карманах разгрузки, — больно упираются в грудь. Вытаскиваю их, укладываю аккуратно рядом, все четыре. Они смешно валятся и покачиваются, влажно блестят боками, как игрушечные.