Авраам Иегошуа: Возвращение из Индии

— Она, что, уже отправилась в Европу? — Я говорил спокойно, но все во мне кричало от боли.

Прежний ироничный блеск вспыхнул в глазах Хишина.

— Надеюсь, у вас нет никаких возражений?

Сердце у меня готово было выпрыгнуть из груди. Хишин наклонился ко мне и дружески похлопал по спине. Была ли она уже в состоянии путешествовать в одиночку, в то время как мне самому с каждой минутой оставаться одному становилось все более невыносимо?

Когда я увидел доктора Накаша, стоявшего на автобусной остановке, я, притормозив, предложил ему запасной шлем, с тем чтобы довезти его до дома. Оказалось, что его на три месяца недавно лишили водительских прав. За превышение скорости.

— За превышение скорости?! — ошеломленно повторил я за ним, пока он надевал шлем на свою лысую голову. — А я-то считал вас одним из самых законопослушных людей на всем белом свете…

— Больше вы ничего не считали? — фыркнул Накаш и забрался на заднее сиденье.

Он признался, что никогда до этого не ездил на мотоцикле, но я не ощутил исходящего от него страха; напротив, его рука, которая одним прикосновением могла погрузить человека в сон или вывести его оттуда, легко опустилась мне на плечо, странным образом смягчая мою тревогу, возникавшую во мне от одной только мысли об ожидавшей меня впереди одинокой ночи.

Я довез его до дома и с благодарностью принял его приглашение выпить что-нибудь в его маленькой квартирке, которая, вопреки моим ожиданиям, оказалась неубранной; гостиная была завалена медицинскими журналами, и оборудование маленькой импровизированной лаборатории занимало добрую половину комнаты. Накаш и его жена экспериментировали с возможностью соединения анальгетиков, анестетиков и транквилизаторов, используемых в операционных в таблетках, пригодных для обычного употребления. На каждый, так сказать, день.

— И результаты? — добродушно поинтересовался я, протягивая миссис Никаш свою чашку, чтобы получить еще одну порцию кофе, превосходного, но имевшего какой-то не знакомый мне вкус. — Насколько крепко с этими таблетками можно заснуть?

Они обменялись взглядами, призванными решить, могут ли они вполне довериться мне. У них была очень темная кожа, оба они были поджары, одинаково некрасивы, напоминая в своем абсолютном сходстве однояйцовых близнецов.

Естественно, они не пожелали дать мне полный и недвусмысленный ответ, но видно было и то, что они на что-то намекают и хотят, чтобы я этот намек понял. Что я — чуть позднее — и сделал. Они намекали на то, что этими таблетками они воспользуются сами, когда придет время положить конец их земному существованию, — и таблетки помогут им совершить переход в иной мир быстро и без мучений, в полной независимости от произвольных решений самонадеянных докторов, считающих себя вправе распоряжаться страданиями этой жизни. Чтобы дать доказательства своего успеха, они подарили мне маленькую бутылочку, содержавшую несколько таблеток снотворного, отличающихся от предписанных докторами не по силе воздействия или продолжительности сна, которые они вызывали, но по скорости наступления сна и, что немаловажно, по легкости и приятности ощущений при просыпании.

Поскольку теперь, с маленькой бутылочкой в кармане, я был готов лицом к лицу встретиться с бессонницей, я решил не торопиться домой, а, вопреки порывам ветра, выполнить давнее обещание и навестить Амнона прямо на его работе. Он был так поражен и рад увидеть меня, что чуть не раздавил в своих медвежьих объятьях.

— Я уже решил, что обкормил тебя этими моими проклятыми теориями, — признался он — странное, но трогательное признание, вызвавшее у меня чувство вины. — Но я разберусь с ними, Бенци, вот увидишь. Если я кажусь тебе немного упертым, то это потому лишь, что я не хочу, подобно всем остальным, пережевывать старую жвачку. А хочу сказать пусть немного, но такое, что будет абсолютно оригинальным.

И над этой своей оригинальной идеей он размышлял, не переставая, день за днем, дома и в библиотеке, а также ночью во время ночного дежурства, особенно сейчас, когда в связи с повышением, ему не нужно было больше все время ходить по периметру фабрики, а можно было сидеть с «уоки-токи» и телефоном в маленькой лачуге, забитой до потолка его бумагами и книгами. Но перед тем как заговорить о собственных его проблемах и планах, он хотел услышать обо всех женщинах, которых я отправил в Индию. Добрались ли они уже до Калькутты? Микаэла обещала позвонить ему оттуда прямо в его хижину. Если Микаэла открыла ему то, что скрывала от меня, сказал я себе, возможно, что он знает о ней и другие вещи. И к моему удивлению, я открыл, что Амнон и на самом деле знает многое и насчет нее, и насчет меня — то, что никто не говорил ему, но до чего он додумался сам благодаря собственной интеллигентности и интуиции, но в особенности, благодаря его огромной любознательности, бравшей начало в наших школьных днях и касавшейся его друзей и знакомых.