Но когда я наконец добрался до родительского дома в Иерусалиме, я тут же перестал копаться в своих переживаниях, чтобы целиком сосредоточиться на их проблемах. При всем том, что они были очень рады увидеть свою внучку снова, они равным образом очень беспокоились, смогут ли они должным образом ухаживать за ней на протяжении целой недели, — это особенно относилось к моей матери, обычно очень спокойной и собранной в любой ситуации. Было совершенно ясно, что она полна скрытого негодования в отношении Микаэлы; более того, она подозревала, что, несмотря на все обещания, та не вернется в Израиль. В этом пункте я ее успокоил: что бы там ни было, но Микаэла — пока что — всегда выполняла обещанное, пусть даже обещание вернуться в Израиль было дано против ее воли и под прямым моим давлением, — не исключено, что здесь сыграло свою роль мое согласие оставить ее на собственное усмотрение в Лондоне еще на две недели. Она нуждалась в подтверждении ее прав на свободу и независимость. Так вот — она получила их.
После того как я устроил Шиви в кроватку, которую мой отец заблаговременно одолжил у своего молодого коллеги по работе, и дав родителям исчерпывающие инструкции по питанию и купанию девочки, я рассказал им об успешной операции, перенесенной Лазаром, и о моих собственных перспективах, связанных с работой в больнице. И рухнул в кровать, едва добравшись до подушки; то, что мне приснилось, заставило меня встать еще до рассвета, шепотом попрощаться со всеми и пуститься обратно в Тель-Авив, чтобы начать свой первый рабочий день в больнице в качестве постоянного, пусть даже на полставки, члена медицинского персонала.
Поскольку ключи я отдал англичанкам, мне пришлось долго топтаться у входной двери и звонить, пока одна из них, в коротеньких шортиках и кофточке, едва прикрывавшей грудь, не проснулась и не впустила меня в квартиру. Разумеется, они перепутали мои инструкции и расстелили свои спальные мешки в спальне вместо гостиной, но за исключением этого ничего страшного я не обнаружил — кухня была прибрана и опрятна. Тем не менее я снова попытался соблазнить их красотами пустыни, то есть тем, чего ни за какие деньги они не смогли бы получить в Англии. При ближайшем рассмотрении они выглядели не так молодо, как во время нашей встречи в аэропорту. Они были, пожалуй, моего возраста и костлявым своим сложением и атлетичностью форм напоминали Микаэлу, чье подавленное настроение через две недели мне нетрудно было представить себе.
Я поехал в больницу, и, поскольку мне не было еще отведено место для персональной парковки, мне пришлось отгонять машину на дальнюю улицу и возвращаться пешком. Официально осень уже вступила в свои права, но утренний свет был еще ярок, и я вынужден был надеть свои солнечные очки, чтобы для моих глаз перемена Англии на Израиль прошла как можно более безболезненно. Прежде всего я направил свои шаги в отделение анестезиологии познакомиться с начальством, которое оказалось энергичной женщиной средних лет с острым, хорошо подвешенным языком, — неделю назад Лазар уже уведомил ее о моем назначении, и она готова была меня принять, несмотря на то, что официальное подтверждение еще не поступило, отведя мне место в операционной — но в ночные смены. «Странно, — подумалось мне, — странно, что и здесь, как и в Лондоне, мне надо начинать с ночных дежурств». Но я принял ее предложение — не только потому, что хотел свести к минимуму свои контакты с англичанками, но и потому, что это позволяло мне держать Лазара в поле зрения и — кто знает — может быть, разделить его одиночество.
В кафетерии я столкнулся с Накашем и спросил его о состоянии дел у Лазара. Его выздоровление протекало нормально. Его уже отсоединили от всех приборов жизнеобеспечения и перевели на девятый этаж, в личные апартаменты Левина, где последний также имел возможность принимать участие в лечении. Не позднее трех-четырех дней Лазар мог возвращаться домой. «Ну вот, — сказал я сам себе, — ну вот — чего же ты так всполошился?» Но тем не менее я воздержался от визита к нему, зная, что палата сейчас переполнена посетителями — как сотрудниками больницы, так и обычными визитерами. Поэтому я отменил свой визит до вечера, точнее, до начала моей ночной смены.
И я вернулся к себе на квартиру, тайно надеясь, что две мои гостьи уже убрались. Если бы! Мне показалось, что они только-только протерли глаза и, накинув банные халаты поверх своих ночных рубашек, они попросили меня указать им кратчайший путь к пляжу, пригласив составить им компанию. Я уже было отказался, но внезапно сказал себе самому: «В чем дело, Бенци? А почему бы и нет? Может быть это именно то, что и требуется — с головой уйти в глубину моря? Может быть так избавлюсь я от тоски, что все это время так угнетала мое сердце?» И я начал искать свои плавки, которые не надевал уже много лет и которые, судя по изумленным взглядам британских девиц, вышли из моды давным-давно. Мне было странно самому, взглянув со стороны, увидеть себя спускающегося запруженными тель-авивскими улицами в середине рабочего дня в шортах, летней рубашке, словно я был еще тинэйджером, в компании этих двух странноватых девиц, которые, кроме всего прочего, оказались кузинами, любящими путешествовать по миру вдвоем.
Читать дальше