Алексей Моторов - Юные годы медбрата Паровозова

Способный к математике Дима сразу подсчитал, что при зарплате сто семьдесят рублей такую сумму можно скопить только лет за двадцать, да и то если откладывать все без остатка.

– Ты-то чего беспокоишься? – засмеялся дядя Вова. – За таких, как вы с Алешкой, самых страшных и старых баб отдадут, да еще вам приплатят!

Туркмены вежливо рассмеялись.

Средний завел разговор о национальных блюдах. Про пирожки с луком, говурму, плов. Про то, что самая вкусная вещь – это чал, прохладительный напиток из верблюжьего молока. И начал объяснять, как его правильно нужно заквашивать.

– Какая гадость! – произнес Дима.

Тут дядя Вова вывел его в прихожую и начал истошно орать, что никогда людям нельзя говорить “гадость” про то, что они привыкли есть и пить с детства, что это нехорошо. И про то, что есть богачи, которые каждый день обжираются севрюгой и черной икрой, а есть те, кому только на кровяную колбасу за сорок копеек и хватает. Но сказать им про эту колбасу “гадость” никто не имеет права.

Потом, когда дядя Вова немного успокоился, Керим, приободрившийся оттого, что он в этой компании уже не самый младший, поведал о приграничной торговле. Теджен располагался в непосредственной близости от двух границ – иранской и афганской.

Оказывается, жители Ирана и Афганистана прямо на границе устраивают что-то вроде базара. И пограничники странным образом этому не препятствуют. Еще мы узнали, что иранцы продают очень хороший товар, например красивые солнечные очки. А вот афганцы – всякую ерунду. Например, гашиш. Но иранцев обмануть нельзя. Они хитрые. А афганцев – запросто. Они дикие.

– Считать совсем не умеют, – улыбался Керим. – Он тебе показывает на пальцах, что десять рублей хочет, а ты ему начинаешь давать по рублю, дашь три и спрашиваешь: “Хуб, хорошо?” Он кивает: “Хуб, хуб!”

Потом мы стали спрашивать, как им Москва. Они отвечали, что большая. Магазины большие. Народу много, машин. По Москве на машине хорошо ездить. На метро плохо. Темно, страшно. Мы вместе смеялись.

Еще в Москве все их обмануть хотят. Старшему часы продали, красивые. Вместо стрелок – цифры. За триста рублей, сказали – швейцарские. Он их купил, принес, а Владимир-ага посмотрел, надпись увидел “Электроника”. Оказалось – советские часы, в магазине семьдесят рублей стоят.

Средний решил чеки приобрести, на которые в “Березке” заграничные товары продают. У магазина нашел человека, зашел с ним в подворотню, дал ему четыреста рублей за двести чеков, а когда человек ушел, пересчитал, а чеков-то всего двадцать. Нехороший человек успел пачку подменить.

Керима одна цыганка около универмага “Лейпциг” попросила деньги разменять. Шумела, несколько раз пересчитывала, потом быстро смылась, а в результате на сто рублей наколола.

Так что кругом есть “афганцы”. Все относительно.

Дядя Вова немедленно сбегал в комнату и торжественно вручил Кериму все свои магнитофонные записи французской эстрады, чтобы тот не расстраивался из-за ста рублей. Пусть в Теджене музыку слушает и думает о хорошем. О Монмартре и Люксембургском саде.

Ближе к вечеру пришел старинный друг дяди Вовы с сыном. Наверное, тоже решили, пользуясь случаем, побольше разузнать о неведомой жизни на юге нашей большой страны.

Видя такое дело, старший туркмен, подойдя к дяде Вове на кухне, негромко сказал:

– У вас гости, Владимир-ага, нужно идти коньяк покупать. Покажите Кериму, где тут магазин.

Дядя Вова кивнул в знак согласия и крикнул в комнату, замахав авоськой:

– Алеша, сходи с Керимом в магазин! Только я тебя прошу, не тяни, а сбегай прямо сейчас!

Старший отозвал Керима, произнес напутствие на своем языке и что-то сунул ему в карман. Я понял только одно слово: “ Коньяк”.

Винный был недалеко, минут пять неспешным шагом. Правда, я до этого никогда ничего не покупал в подобных заведениях. Но когда-то ведь нужно начинать. Уже стемнело. Очередь начиналась от крыльца. Внутри был липкий пол, стоял дикий гомон, а продавщица орала дурным голосом:

– Кому говорю, тары нет, больше посуду не принимаю!

Мужики в очереди были то что надо: с фингалами, фиксами, татуировками. Стоящий рядом сухощавый алкоголик в драной шляпе посмотрел на нас с юмором и, обдав винными парами, подмигнул:

– Ребятки, вы чего одни? За пивом небось? И без папы? Не рано?

Керим смотрел вокруг с явным восхищением, воображая себя этаким туркменским Миклухо-Маклаем. До прилавка оставалось еще человек двадцать, когда продавщица рявкнула: