Карл-Иоганн Вальгрен - КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН

Так шли недели. Поначалу он не отводил ей серьёзного места — так, перебиться, пока не найдётся что-либо стоящее, но потом их отношения стали всё более напоминать вполне постоянную связь. Иоакиму очень нравилось жонглировать её грудями, твёрдыми, как резиновые шарики, причём натуральными, безо всякого силикона. Ему нравилось, что ей только двадцать два. Ему нравилось, что она каким-то образом умудрилась так натренировать мускулы влагалища, что, когда он входил в неё, появлялось ощущение, что его подключили к аппарату машинного доения, — он просто с ума сходил. Она с удовольствием шла на любые игры (хотя уровня Сесилии Хаммар всё же не достигала), прекрасно управлялась со своим телом (дважды в неделю фитнес-клуб в Хёгдалене). Он к тому же никак не мог понять, каким образом они умудрялись долго о чём-то говорить — о чём угодно, о банальнейших банальностях, и при этом он не раздражался и не скучал. Ему нравился её запах, нравилось, как она целуется… к тому же отношения их то и дело приобретали дополнительное измерение благодаря содержимому пластикового пакета.

В середине августа пакетик опустел. Карстен был в отъезде. Иоаким, оставив Лину в постели, взял такси, поехал в Уппсалу и попросил водителя подождать. Марио принял его в своём офисе. На этот раз он разговаривал куда более деловым тоном.

— На этот раз никаких скидок, — сказал он, доставая из тумбочки такой же пакетик. — В тот раз мы отмечали сделку, а на этот раз ты просто клиент.

Разумно, подумал Иоаким, и заплатил, не торгуясь.

— Знаешь, я прямо не знаю, что мне делать с той картиной, — сказал Марио, принимая деньги. — Она мне надоела.

Иоакиму почудились в его тоне угрожающие нотки, но он не подал вида.

— И такая же история с Эмиром, — продолжил собеседник, сцепив руки на затылке. — Он купил картину ради бабы, а она… та ещё сука, между нами… в общем, она не среагировала. Он вообще был в шоке.

— Печально слышать.

— Вот именно.

— Я совершенно уверен, что он найдёт применение картине, — сказал Иоаким и поглядел в окно. По газону на электрокартах гонялись двое сыновей Марио.

— Я тоже так думаю… а почему бы нет?

— И в самом деле, почему бы нет?

Марио внезапно вздохнул и поднялся с кресла:

— Такие уж мы люди, я и мой кузен. Никак успокоиться не можем. Это, конечно, неплохо… проблемы-то мы решаем… ты сечёшь, о чём я? Пришла в голову идея — бац! — и дело сделано. Баба понравилась — надо брать. И так всегда было. Мы как близнецы. Это с детства. Мы болели одновременно, влюблялись одновременно. Одновременно, в одном и том же борделе в Гамбурге, лишились невинности… мы даже родились в одном роддоме. С разницей в два часа. А сейчас на нас одновременно наехала налоговая…

Он открыл окно и крикнул что-то по-сербски своим моторизованным отпрыскам. Те моментально исчезли за углом.

— У них какая-то акция, — продолжил он, садясь. — Не поверишь — нас и обложили одинаково: по четыре миллиона. Ты только врубись — в один и тот же день, одна и та же сумма! Четыре лимона… много денег даже для меня. И что делать дальше? Всё, что ты здесь видишь, записано на жену. В нынешней Швеции только так и можно. Беда в том, что пора кончать с банкротствами. Надо всерьёз браться за дело. Поэтому я решил заплатить этот налог.

— Вот оно что…

— И тут я гляжу на твою картину. Продать её надо, понимаешь. За границей. Говорят, там больше платят. Хоть в Дании. Просто хочу, чтобы ты знал… на тот случай, если возникнут проблемы.

Голос снова зазвучал угрожающе… а может быть, Иоакиму почудилось — действие кокаина заканчивалось.

— Картина украдена в Гётеборге, — сказал он. — Дания слишком близко. Это рискованно.

— Посмотрим, посмотрим… — почти печально произнёс Марио и пошёл к двери. — А что касается тебя… на твоём месте я был бы поосторожней с тёлкой Хамрелля. Жена видела вас из окна.

Мы потеряли бдительность, думал Иоаким, возвращаясь домой. Это всё кокаин. С Линой надо кончать. Но когда он зашёл в квартиру и застал её в постели, тут же забыл обо всём. Всё пошло как раньше. Они появлялись в барах, пока Хамрелль сидел дома и смотрел телевизор. Они вдруг принимались лапать друг друга чуть ли не в его присутствии — это их возбуждало до дрожи. Один раз они занялись любовью в прачечной в доме, где жил Хамрелль, пока тот готовил в своей крошечной кухне гороховый суп — собирался подать его с пуншем и блинчиками… Хамрелль очень радовался, что они так хорошо дружат втроём. В общем, два сербских братика беспокоили Иоакима куда больше, чем Карстен.