Алан Холлингхёрст - Линия красоты

— Ну что ж, — сказал наконец Лео, — за десять минут мне дважды вылизали задницу!

Ник рассмеялся и толкнул его в плечо; ему сразу стало гораздо легче.

— Увидимся, друг, — сказал Лео, когда Ник открыл ворота.

Вместе они вышли на улицу; Ник не решался спросить, вправду ли Лео хочет еще раз с ним встретиться.

— Я хочу снова тебя увидеть, — проговорил он наконец.

Слова повисли в ночном воздухе. Мимо, сверкая фарами, проносились автомобили, и чернели вдали крыши соседних кварталов.

Лео присел закрепить фары, переднюю и заднюю. Потом прислонил мотоцикл к ограде.

— Иди сюда, — сказал он с той усмешкой в голосе, за которой, как уже знал Ник, скрывается нежность. — Иди сюда, обними меня.

Ник шагнул к нему и крепко обнял, но от уверенности, что он испытывал несколько минут назад у компостной кучи, не осталось и следа. Он прижался лбом ко лбу Лео — небольшой рост Лео это позволял, они вообще прекрасно подходили друг другу, — быстро и крепко поцеловал в сжатые губы. Из проезжающей мимо машины донесся неразборчивый выкрик и сигнал гудка.

— Вот ублюдки! — пробормотал Лео.

Но Ник не смутился, для него это прозвучало словно фанфары и восторженный рев толпы.

Лео оседлал мотоцикл, балетным движением перекинув ногу через седло, и Ник вновь ощутил не умолкавшую весь вечер глухую зависть к этому серебристому красавцу, к тому неприкосновенному месту, которое он занимает в сердце Лео.

— Понимаешь, мне еще с парой ребят надо встретиться. — Ник тупо кивнул. — Но тебя я так не отпущу!

Лео опустился на седло. Мотоцикл взвыл и описал круг вокруг Ника; тот вертел головой, но никак за ним не поспевал.

— Знаешь что? — крикнул Лео. — А ты чертовски здорово трахаешься!

Он подмигнул, улыбнулся и, не оглянувшись, умчался вниз по холму.

День рождения у Ника был через восемь дней после дня рождения Тоби, и поначалу их даже собирались отпраздновать вместе. «В этом есть смысл», — заметил Джеральд, а Рэйчел ответила, что это прекрасная идея. Вечеринку предполагалось устроить в Хоксвуде, загородном особняке лорда Кесслера, брата Рэйчел, и Ник заранее трепетал при мысли о том, какие обязательства наложит на него это великосветское празднество. Хотя, конечно, было очень лестно. Но подобные разговоры как-то сами собой стихли, а Ник не осмеливался поднимать эту тему и, когда мать начала готовиться к семейному празднику в Барвике, с унылой покорностью с ней согласился.

Двадцать один год исполнялся Тоби в последнее воскресенье августа, когда карнавал в Ноттинг-Хилле был в полном разгаре и многие местные жители запирали дома и уезжали в деревню: в памяти у них был свеж такой же карнавал двухлетней давности, окончившийся волнениями на расовой почве. В ночь перед отъездом Ник лежал в постели без сна, слушая, как пульсируют внизу, на склоне холма, длинноногие ритмы регги, как смешиваются они с шелестом листвы в саду, словно со вздохами желания. Это была его вторая ночь без Лео. Ник лежал с открытыми глазами и думал о нем. Точнее, нет, не думал — мышление здесь было ни при чем, — снова и снова восстанавливал в памяти всю их встречу и содрогался от восторга и пронзительной тоски одиночества.

На следующее утро, в одиннадцать, все собрались в холле. Джеральд был при галстуке; увидев это, Ник побежал наверх и тоже надел галстук. На Рэйчел было белое льняное платье, темные волосы с белоснежными нитями седины подстрижены и уложены по-новому. Одной-единственной улыбкой она дала понять, что готова, и в который раз Ник поразился теплу и слаженности, царившим в этой семье. Вместе с Еленой он загрузил в «Рейнджровер» багаж, и Джеральд повел машину прочь от крыльца, мимо соседских домов, сквозь бушующую толпу. То и дело навстречу попадались полицейские; им он улыбался и приветственно махал рукой. Ник сидел на заднем сиденье, рядом с Еленой, чувствуя себя скованно и глупо. Он страшился увидеть в толпе Лео на мотоцикле — и еще больше страшился, что Лео его заметит. Где-то он сейчас? Должно быть, разъезжает по шумным улицам, пляшет с незнакомцами или ждет, переминаясь с ноги на ногу, очереди в общественном подземном туалете… Нику так хотелось быть с ним рядом, что он, не выдержав, застонал вслух; почти сразу стон превратился в кашель, а затем в слова: «Кх… э-э… я хотел сказать, посмотрите, какая огромная платформа!»

На тротуаре несколько молодых чернокожих, облачившись в карнавальные костюмы — огромные желтые крылья и хвосты как у райских птиц, — готовились к шествию.