Алан Холлингхёрст - Линия красоты

— Да, мне и, конечно, сестренке.

Ник попытался представить мир, в котором нет Джеральда и Рэйчел, и не смог.

— А сейчас кто здесь живет? — спросил Уани.

— Прямо сейчас — мама, папа, я, Кэтрин… ну и Джаспер, конечно.

— А, этот ее приятель…

— Да. Ты с ним, кажется, знаком. Он продает недвижимость.

— Да, знаю, о ком ты говоришь, — ответил Уани.

— Джаспер с папой настоящими друзьями сделались. Боюсь, как бы Джаспер не уговорил его выставить на продажу наш дом.

Ник на заднем сиденье хихикнул, подумав про себя, что этот Джаспер — настоящий гений общения: ловко ему удалось втереться в семью. Да и сам Уани — как легко и совершенно в обход старого друга Тоби он стал своим человеком в доме Джеральда! Перед собой он видел их затылки — черные кудри Уани, короткие волосы и загорелую шею Тоби, и на какой-то странный миг ему представилось, что вместе с ним в автомобиле едут двое незнакомцев. В сущности, оба они еще мальчишки, но высший свет и кабина «Рейнджровера» бросили их в мир мужчин: Тоби — типичный английский джентльмен, хороший спортсмен, добропорядочный и лишенный воображения, Уани — воплощение богатства, томный и вялый вид его говорит о том, что он купается в деньгах. И то, что они старые друзья, возможно, не имеет особого значения.

Уани сказал:

— Да, кстати, я тут купил участок под дом в Клерке-нуэлле.

— Вот как, — сказал Тоби. — Хорошо.

— За четыреста штук.

— Ага… — со скукой в голосе ответил Тоби.

В их немногословии чувствовалась какая-то скованность, должно быть, оттого, что оба бессознательно старались вести себя «как взрослые». Уани не говорил Нику о том, что купил участок; вообще после того, как Уани подарил ему пять тысяч, в их отношениях установилась странная недоговоренность; о деньгах Уани старался с ним не заговаривать, как будто для того, чтобы не напоминать лишний раз, как ничтожна для него эта сумма.

— Замечательно, — сказал Ник. — Не могу дождаться, когда же его увижу.

Сам он почувствовал, что старается попадать в тон, словно давая понять, что и у него есть деньги — однако само это сознание, как и само нахождение в машине рядом с Тоби и Уани, болезненно напоминало, что по сравнению с ними он бедняк, и Ник — владелец пяти тысяч чувствовал себя с друзьями менее уверенно, чем прежний Ник — без гроша в кармане.

— И что же, Мартина никак не сможет выбраться? — спросил Тони.

— Боюсь, мама не захочет с ней расстаться, — с какой-то неопределенной иронией ответил Уани.

— Ну, рано или поздно придется! — ответил Тоби и громко расхохотался.

— Знаю… — ответил Уани. — Кстати, а как насчет тебя? Ну-ка, признавайся, старый ловелас, завел себе кого-нибудь?

— Не-а… — протянул Тоби с кислым видом (сам он, кажется, хотел придать себе вид независимый); и вдруг с облегчением воскликнул: — Смотри-ка, это наш старик сторож!

Навстречу им катил на велосипеде по заплатанному асфальту старик, медленно поднимая и опуская угловатые, торчащие в стороны колени. Заметив Тоби, он съехал на траву и остановился.

— Bonjour, Dédé… Et comment va Liliane aujourd’hui? [10] Добрый день, Деде! Как сегодня Лилиан? (фр.)

Старик поднял на машину осторожный и вместе с тем плутоватый взгляд.

— Pas bien [11] Не слишком хорошо (фр.). , — ответил он.

— Ah, je suis désolé [12] Очень жаль (фр.). , — ответил Тоби, как показалось Нику, неискренно; впрочем, у человека, говорящего на чужом языке, голос всегда звучит неестественно.

Начался разговор: Тоби говорил по-французски бегло, хотя и с заметным акцентом, обращался к старику с подчеркнутой простотой и благодушием; Ник больше вслушивался в лаконичные ответы старика, как будто понимание речи живого француза должно было стать для него верительной грамотой в чужой стране. К Уани это не относилось — для него французский был родным; но Ник чувствовал радость и гордость, когда ему удавалось понять, что говорит Деде. Шутки на иностранном языке казались особенно смешными, приобретали какую-то особую глубину, и Ник мысленно сохранял их в памяти. Он откинулся на спинку сиденья и блаженно улыбался, наслаждаясь жарой, солнечным светом, струящимся сквозь ветви огромных старых дубов и вязов на обочине, и чувством подготовленного сюрприза, ощущением, как будто его ведут с закрытыми глазами к какому-то удивительному зрелищу. В воздухе чувствовалась какая-то особая легкость, какая встречается лишь в горных странах — пусть горы и невысоки: ощущение пространства, открытого не только вширь, но и вверх и вглубь.