Мария Метлицкая - И шарик вернется…

Правда, к вечеру настроение портилось. Приходил с работы Валерик, как всегда, поддатый. Шура кормила его ужином. Он бросал на пол рубашку и носки:

– Постирай.

Шура покорно подбирала все с пола и шла в ванную стирать. Спала она чутко — вдруг мама постучит в стену палкой. Пару раз за ночь вставала, заходила к ней в комнату.

Но в эту ночь она словно провалилась в сон — так устала за день. Проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо. Она открыла глаза и увидела пьяного Валерика.

– Чего тебе? — испугалась Шура.

– Того, — пьяно ухмыльнулся он и стащил с Шуры одеяло.

Она вскрикнула, он зажал ей потной ладонью лицо. Наклоняясь к ней и дыша перегаром и какой-то кислятиной, сказал:

– Ори, если хочешь. Стены толстые. А если твое бревно, — он кивнул в сторону маминой комнаты, — услышит, то расстроится, но ничем тебе не поможет. Бревно, оно и есть бревно. А то удар схватит, отмучается разом. — Он заржал и прижал своими руками Шурины руки.

От вони, боли и всего этого ужаса Шуру затошнило, и у нее закружилась голова. Последнее, о чем она успела подумать: «Господи, какое счастье! Я умираю. Сейчас все мои муки закончатся». И она потеряла сознание.

Дела у Тани были — хуже некуда. Ее тошнило, и она ждала, когда подойдет срок и можно будет делать аборт.

Впрочем, у остальных не лучше.

Гурьянов пропал — ни весточки. Верка считала, что его уже нет в живых. Опять пошла в барак к его матери. Та, пьяная и невменяемая, лежала на кровати, прикрытая старым одеялом с клочьями ваты наружу.

Гриша сказал Ляльке, что ей лучше уйти. Своими действиями она ставит его жизнь под угрозу. Он рискует потерять работу, например. Лялька собрала вещи и ушла к матери. Тошно было — не передать.

Светик собирала в командировку вещи и ненавидела своего молодого мужа и все вокруг.

Зоя зализывала раны унижения и строила планы мести.

А к бедной Шуре теперь каждую ночь наведывался Валерик. Спасало ее только то, что, когда он до нее дотрагивался, она теряла сознание. Да что говорить про Шуру…

Все были несчастны.

Накануне дня, когда Таня должна была лечь на аборт, Смолянский сказал ей:

– А может, оставим?

Она посмотрела на него как на сумасшедшего.

– Знаешь, замуж я за тебя не собираюсь!

– А зря, — засмеялся он. — Дети от меня получаются очень красивые.

– И очень счастливые, — добавила Таня. — В смысле того, что растут без отца.

Он пожал плечами.

Смолянский, надо отдать ему должное, все организовал в лучшем виде: нашел свою однокурсницу, заведующую гинекологией, дал денег и отвез Таню в больницу. Ей выделили койку и сказали:

– Жди.

Она надела ночнушку и халат, села на кровать. На соседней койке лежала крупная молодая деваха.

– В первый раз, что ли? — спросила она.

Таня кивнула.

– Ну, в первый — не в последний, — засмеялась соседка, обнажив крупный щербатый рот.

Наконец зашла гинекологиня и кивнула Тане. Та обреченно вздохнула и поплелась за ней.

– Залезай! — врач кивнула на кресло. И добавила: — Какие все вы ЗДЕСЬ робкие!

Таня легла на кресло и закрыла глаза. Дальше она почувствовала, как ей перетянули жгутом руку и ввели в вену иглу.

– А ты в курсе, что первый аборт опасен?

Она открыла глаза и увидела перед собой лицо гинекологини — мелкие прищуренные глаза, острый, как птичий клюв, нос.

– В смысле того, что не факт, что потом родишь? — криво усмехнулась однокурсница Смолянского.

– Вам, кажется, заплатили? — заплетающимся языком сказала Таня.

Наркоз начал действовать. Таня заснула. Ответа врачихи она не услышала.

Проснулась она в палате. Нестерпимо болел низ живота. Вошла нянечка и положила ей на живот пузырь со льдом. Медсестра сделала укол, и боль понемногу стала утихать. Таня уснула.

Проснулась она оттого, что сильно захотела есть.

– А ужин, ты, подруга, проспала, — сказала ей щербатая девица. — Хочешь капусту тушеную? Я тебе тут сховала. Только она холодная уже. А она и горячая-то несъедобная. Чистая помойка! — рассмеялась девица.

Таня посмотрела на тарелку серой капусты с застывшим жиром и сказала:

– Спасибо, что-то не хочется.

Девица понимающе кивнула.

– Ну болит-то меньше?

– Меньше, — ответила Таня.

– Я ж говорила — плевое дело. А ты боялась! И даже платье не помялось! — громко заржала соседка.

А есть все равно хотелось — даже вид и запах капусты не отбил аппетит.

Дверь в палату открылась и… на пороге появилась Лялька, в белом халате и колпачке.