Сара Дессен: Просто слушай

Через полтора часа прокурор произнес мое имя. Я встала, взялась за спинку стоящей впереди скамьи и пошла по ряду мимо сестер. Когда добралась до прохода, поняла, что осталась одна.

Пока шла к трибуне, рассмотрела всех вокруг: людей в зале, судью, адвокатов, истцов… но постаралась сосредоточиться на ожидавшем меня приставе. Я села и ответила на его вопросы. Сильно колотилось сердце. Судья кивнул, а прокурор направился в мою сторону. И тут я наконец осмелилась взглянуть на Уилла Кэша.

И заметила первым делом не его модный костюм. И не новую короткую, немного детскую стрижку, видимо сделанную специально, чтоб Уилл выглядел молодо и невинно. И не недовольный взгляд и плотно сжатые губы. А черный синяк под левым глазом, а под синяком — красную щеку. Ее явно пытались замазать тональным кремом, но ничего не вышло. И краснота, и синяк были видны невооруженным взглядом.

— Сообщите ваше имя, — велел мне прокурор.

— Аннабель Грин, — дрожащим голосом ответила я.

— Вы знакомы с Уиллом Кэшем?

— Да.

— Можете его показать?

Последние сутки я только и делала, что говорила, а ведь я уже так привыкла к молчанию! Но дай-то бог, сейчас рассказывать свою историю придется в последний раз. Наверно, поэтому я довольно быстро успокоилась, собралась с духом и указала на Уилла:

— Вот он.

Наконец все было позади. Мы вышли из темного коридора на улицу, освещенную ярким полуденным солнцем, и первым делом я увидела Оуэна.

Он сидел у фонтана. В джинсах, белой футболке и синей куртке. На шее болтались наушники. По площади носились люди, как всегда во время обеденного перерыва: бизнесмены с дипломатами, студенты из университета, дошкольники, выстроившись в одну линию и взявшись за руки. Заметив меня, Оуэн встал.

— По-моему, — сказала мама, гладя меня по руке, — нам надо зайти куда-нибудь поесть. Как думаешь, Аннабель? Проголодалась?

Оуэн внимательно на меня смотрел, засунув руки в карманы.

— Да, — ответила я. — Подождите, пожалуйста, минутку.

Пока спускалась по лестнице, услышала, как папа спросил у мамы, куда я направляюсь, а мама ответила, что понятия не имеет. Наверняка родные за мной следили, но я, не оборачиваясь, пересекла площадь и подошла к Оуэну. Выглядел он как-то странно и растерянно переминался с ноги на ногу.

— Привет! — поздоровался он, как только я оказалась достаточно близко, чтобы расслышать его приветствие.

— Привет.

Оуэн открыл рот, собираясь что-то сказать, затем закрыл и провел рукой по лицу.

— Слушай, — наконец сказал он, — я знаю, ты на меня злишься.

Самое интересное, что я совсем не злилась. Вначале удивилась, потом разволновалась, но когда вышла к трибуне — забыла обо всем на свете. Суд меня просто ошеломил, но после него мне стало гораздо легче. Я хотела успокоить Оуэна, но он меня опередил:

— Я должен был прийти! И мне нет оправдания. Его просто быть не может. — Оуэн смотрел на тротуар и тер его подошвой ботинка. — То есть причина есть. Но она, конечно, не оправдание.

— Оуэн, — сказала я, — ты…

— Просто кое-что произошло. — Он был не в состоянии стоять спокойно. Вздохнул, покачал головой, затем покраснел и добавил: — Глупость полная. Я совершил ошибку и…

И только тогда до меня дошло: Оуэн не пришел в суд, сейчас очень нервничает, а у Уилла под глазом синяк. «Нет, только не это!» — подумала я и тихо сказала:

— Не может быть, Оуэн…

— Я ошибся, — быстро проговорил он. — И теперь кое о чем сожалею.

— Кое о чем? — уточнила я.

— Да.

Мимо нас промчался бизнесмен, громко обсуждая по телефону слияние компаний.

— Это эвфемизм, — заметила я.

Оуэн поморщился:

— Вот так и думал, что ты это скажешь.

— Брось, Оуэн, ты не думал, ты знал наверняка.

— Ладно-ладно. — Он провел рукой по волосам. — У меня сегодня был серьезный разговор с мамой, прервать который было очень непросто.

— Разговор о чем?

Оуэна передернуло. Видно было, что ему до смерти не хочется отвечать. Но я не могла отказать себе в удовольствии поспрашивать — слишком долго вопросы задавали мне.

— Ну, в общем, — Оуэн откашлялся, — я сейчас под домашним арестом. На ближайшее время. И чтобы прийти сюда, пришлось отпрашиваться. Несколько дольше, чем я думал.

— Так ты под домашним арестом? — уточнила я.

— Да.

— А за что?

Оуэн поморщился, покачал головой и отвернулся к фонтану. Кто бы мог подуматься, что Оуэну Армстронгу, самому честному юноше на свете, так тяжело дастся правда? Но он все равно мне ее скажет — надо только спросить. Это я уж знала наверняка.