Он чувствовал, что она доступна, что она ждет, и все же весь этот день она оставалась недоступной. Профиль у нее красив. Она отводит глаза, вовсе не думая его обидеть, и это обижает еще больше. Когда вернулись с прогулки, – увидев дом, дети во всю прыть пустились вперед, бросив их, – вдруг замутило, к горлу подкатила тошнота. Думать о Грете разом стало тяжело и бесплодно, все между ними снова сделалось непостоянным и рискованным. Верена уже сняла с детей шапки и пальтишки. Она стояла у плиты, что-то варила, а дети забрались на стулья и смотрели, как она готовит. Он прислонился к холодильнику, обеими руками схватился за живот. Грета спросила, что с ним, он ответил: ничего; проходя мимо, Грета погладила его по голове. А ведь он по привычке чуть было не улыбнулся. Потом было плохо, он не знал, куда податься со своей болью и тошнотой, которые были буквально осязаемыми. В гостиной зазвонил телефон. Он услышал, что Грета сняла трубку, ответила, потом сказала: «Минуточку!» Метнулась к кухне, бросила «Извини!» – и плотно закрыла дверь. Верена помешивала что-то в кастрюле, а тут резко обернулась и посмотрела на него. Дети слезли со стульев и просили, чтобы он их поднял. Он подхватил обоих и долго разглядывал их лица. Сам смутился – с чего вдруг уставился на детей? – но перестать не мог, все глядел и глядел, пока из гостиной не вернулась Грета, сильно раскрасневшаяся.
В воскресенье утром, едва открыв глаза, он увидел возле кровати детей в чистых и тщательно выглаженных одежках. Они шептались, вот и разбудили его. Занавески были отдернуты, в синем квадрате неба шныряли воробьи, громко чирикали. Дети смотрели на него молча, только когда он им улыбнулся, вышли из оцепенения и пошевелились. Наверное, Грета уже приготовила завтрак, вот и послала детей наверх разбудить его. Он откинул одеяло и встал, голова была удивительно ясной, натягивая брюки, он заметил в себе чуть ли не задорное настроение. Детей послал в кухню, сам, насвистывая, пошел в ванную. Тело казалось таким подвижным, упругим, гибким, как будто во сне прошло хорошую тренировку. Ни намека на вчерашнюю паническую напряженность, значит, во сне ты что-то расчистил, привел в порядок, подумал он. Поглядел в зеркало и сразу почувствовал раздражение – ну что еще за лихость – и перестал свистеть.
И все же осталось что-то от этого утреннего ощущения чистоты, и к завтраку он именно «явился». Грета, увидев его, слегка попятилась. А его потянуло к ним, этим троим, и ему самому это новое настроение показалось бесшабашным, он буквально источал, излучал тепло. Почему бы и нет? – подумал он, ведь все только начинается, целуя их по очереди, Грету – после детей, и она радостно засмеялась. Потом спокойно сидел с ними за столом, пил чай, ел яйца, а Грета рассказывала, что среди ночи проснулась, разбуженная чужими голосами, вроде бы кто-то бродил вокруг дома, должно быть, деревенские парни пытались пробраться к Верене.
Грета начала убирать со стола, приводить все в порядок. Он встал и помог ей. Она все делала быстро, сложила тарелки в посудомоечную машину, смахнула крошки со стола, вытерла капли пролитого молока. Их движения были слаженными, и все вокруг казалось гармоничным, не казалось – было. Мелкая сосредоточенная суета, заполнившая большую пустоту, – так крестное знамение, если осенит им себя хотя бы кто-то один, наполняет пустую громаду собора. Лашен закурил и взял со стола последнюю вещь – солонку. Внимательно стал ее рассматривать. Спросил:
– Надо еще что-нибудь сделать?
Грета распрямилась и взглянула на него из-под прядей, упавших ей на глаза. Дети помчались играть в детскую. Он шагнул к дверям – она мокрыми теплыми руками схватила его запястье и сказала:
– Послушай, я же понимаю!
Дети побежали на улицу – Грете пришлось позвать их, заставить одеться потеплее. Потом они остались наедине – она с ним, он с нею. Ни он, ни она теперь не могли бы встать и включить радио. Он что-то жевал. Она размешивала сахар в чашке. Оба сидели облокотившись о стол. Она притворялась рассеянной, но все-таки, если только он не ошибся, ждала разговора. Он предложил поехать куда-нибудь, погулять с детьми. Она кивнула.
– Может быть, тебе хочется поехать с детьми без меня или вообще одной? Тогда я останусь.
Она затрясла головой, как будто услышала плохую весть, грустно; от каждого его слова она все больше падала духом.
Помолчав она ответила:
– Я хочу забраться под одеяло и читать.
– Ну давай.
– Не получится.
Читать дальше