Колум Маккэнн - И пусть вращается прекрасный мир

Сабина-Пасс и Джонсон-Байо, Бьюрегар и Вермильон, Акадия и Нью-Иберия, Мерривилль и Дериддер, Тибодо и Порт-Боливар, Наполеонвилль и Слоутер, Пойнт-Кадет и Касино-Роу, Мосс-Пойнт и Пасс-Кристиан, Эскамбия и Уолтон, Даймондхед и Джонс-Милл, Америкус, Америка.

Названия захлестывают, наводняют память.

Дождь еще идет. Итальянец встает под узким козырьком терминала, вытягивает из внутреннего кармана куртки пачку сигарет. Постукивает по ладони, выбивает сигарету, предлагает ей. Она качает головой. Раньше курила, но потом бросила. Старая привычка, тянувшаяся еще с Йеля; в театре почти все курили.

Но ей нравится, что Пино прикуривает сам и позволяет голубому облачку дыма отлететь к ней: дымок запутается в волосах, его аромат останется надолго, будет принадлежать ей.

Такси подъезжает под струями дождя. Гроза уже отступает из города, она дает последний бессильный залп, сходит на нет. Когда такси замедляет ход у навесов на Парк-авеню, итальянец протягивает ей визитку. Номер мобильника нацарапан на обороте.

— Красота, — замечает он, оглядывая улицу.

Достает ее сумку из багажника, тянется к ней и целует в обе щеки. Она с улыбкой замечает, что Пино поставил одну ногу на мостовую, другую на тротуар.

Он роется в кармане. Она смотрит в сторону, когда до нее доносится щелчок камеры. Теперь в мобильнике у Пино появилась и ее фотография. Она колеблется, не зная, что теперь предпринять. Удалить снимок, сохранить, сделать фоновым рисунком? Она думает о карманном варианте себя самой, разбитом на цветные пиксели, в одной папке с его детьми — в джазовом клубе, в клинике, дома.

Она никогда прежде не делала этого, но достает собственную визитку и опускает ее в карман рубашки Пино, хлопает по нему ладонью. Чувствует, как снова каменеет лицо. Слишком напористо. Слишком игриво. Слишком просто.

Это страшно мучило ее в юности — то, что ее мать и бабка работали на панели. Ей казалось, что когда-нибудь это может аукнуться и в ее собственной жизни. Например, она обнаружит, что слишком любит секс. Или что он будет казаться ей чем-то грязным. Или ее подруги обо всем узнают. Или, хуже того, ей захочется попросить парня заплатить за это. Из всех своих подруг она была последней, кто хотя бы целовался с мальчиком, один парень в школе даже назвал ее Несговорчивой Царицей Африканской. Первый в ее жизни поцелуй пришелся на короткий перерыв между уроком естествознания и лекцией по социологии. У него было широкое лицо и темные глаза. Они стояли у входа в аудиторию, и он держал ногой дверь. Только дробный стук учительницы заставил их оторваться друг от друга. В тот день он проводил ее до дома, рука в руке, по улицам Поукипси. Увидев ее с крыльца их маленького дома, Глория широко заулыбалась. Они продержались вместе до окончания колледжа. Она даже подумывала выйти за него, но он уехал в Чикаго, трейдером. Тогда она пришла домой к Глории и проплакала сутки напролет.

Потом Глория сказала ей, что любить тишину необходимо, но сначала придется устать от шума.

— Значит, ты мне позвонишь? — спрашивает она.

— Да, позвоню.

— Правда? — поднимает она бровь.

— Конечно, — отвечает он.

Пино картинно поводит плечом. Она отшатывается назад, словно в мультике, разводит руки в стороны и машет ими, как крыльями. Она не совсем понимает, почему так делает, но прямо сейчас ей все равно — в этом есть какое-то электричество, это заставляет ее рассмеяться.

Он целует ее снова, на этот раз в губы, быстро и изящно. Она почти жалеет, что поблизости нет никого из коллег, что они не видят, как она прощается с этим итальянцем, с врачом, на Парк-авеню, в темноте и холоде, под дождем, на ветру, в ночи. Жаль, рядом нет какой-нибудь скрытой камеры, которая переправила бы эту картинку в офисы Литтл-Рока, где все оторвались бы от налоговых деклараций, чтобы увидеть, как она машет ему на прощание, как он оборачивается на заднем сиденье с поднятой рукой, лицо в тени, улыбка.

Она слышит, как шуршат на асфальте шины отъезжающего такси. Затем высовывает ладонь из-под козырька навеса и смачивает волосы дождевой водой.

Консьерж встречает ее улыбкой, хотя они не виделись уже много лет. Валлиец. Когда они с сестрой и с Глорией приезжали в гости по воскресеньям, он пел им песни. Никак не вспомнить имени. В усах седина.

— Мисс Джеслин! Где же вы пропадали?

И тогда она вспоминает: Мелвин. Он тянется за ее дорожной сумкой, и на какой-то миг ей кажется, он вот-вот заговорит о том, как она выросла. Но он замечает лишь, с благодарностью в голосе: