Игорь Удачин - Ковчег

«К чему все эти мысли?» — Занудин внутренне поежился.

…Ребята с проколотыми ушами и носами, в косых черных куртках и рваных штанах, полупьяно вокруг себя взирающие или ни с того ни с сего впадающие в разнузданную развеселость — всегда были неотъемлемым атрибутом Занудинского двора, в котором он рос. (Сад Вашас послужил ярким их напоминанием)!! Занудин, сколько себя помнил, всегда держался на расстоянии от этих ребят. Хотя Гнилые — так они друг друга называли — ни разу его и пальцем не тронули, даже внимания не обращали. Били и унижали, как ни странно, другие — с виду нормальные, приличные, в накрахмаленных рубашечках. А еще непременно обчищали карманы. Зачем только? Имелись ведь если не богатые, то уж по крайней мере состоятельные родители. На языке Гнилых — обидчики Занудина, отпрыски пап и мам с пухлыми кошельками, звались Мажорами. И вот ведь непонятно — страдал юный Занудин от подлых проказ Мажоров, а до параноидальности опасливый взгляд все равно косил на Гнилых… Гнилых-то, такое дело, никто не любил. Неопрятные, бесцельные, несообразные всему окружающему… кучкуются все как дворняги… веселье это их дурацкое, ничего-не-делание постоянное, взгляды мутные, разговоры… носы и уши, опять же, зачем-то проколоты… и зачем в самом деле? Похоже, им нравилось вводить в недоумение своим видом. Эпатировать! Их наверняка забавляла реакция окружающих. Быть может, объединившись во мнении, что мир по своей сути отвратителен и безумен, они всего лишь хотели быть его правдивым отражением?..

«О чем это я, черт подери?» — вновь мысленно осекся Занудин.

…Хотел того или нет, Гнилые на долгое время остались для Занудина своеобразным мерилом всего, что касалось отношения к окружающему миру. Белая ворона Занудин наблюдал и сравнивал, но так толком ни в чем и не разобрался. Некоторые из Гнилых окончательно опустились, спились. Другие превратились в работяг и добропорядочных семьянинов. А один даже стал писателем… Подумать только, писателем! Вот уж точно, истина — сестра парадокса… Что же касается их явных, в понимании Занудина, антиподов (Мажоров) — из тех никто не спился. Зато трое или четверо облюбовали тюремные нары. Кто-то втерся в шкуру респектабельных полит- и бизнес-деятелей. Кто-то подался в индустрию развлечений. Остальные — по-разному. Адвокат. Дизайнер. Пресс-секретарь. Чемпион по боулингу, оскандалившийся неоднократными обвинениями в педофилии… Как ни старался, а системы из накопленных наблюдений вывести, увы, Занудину не удалось. Очевидно, судьбы людей ничего не проясняют в мироустройстве. То ли Плохое, дошедшее до грани, становится Хорошим, то ли наоборот. А скорее — все намного запутанней и сложнее. Со средними мозгами не разберешься…

— Э-эй, — протяжно позвал Занудина Сад Вашас.

Занудин вновь «вернулся» в комнату, из которой его будто унесло вихрем абсолютно несвоевременных раздумий. Отсутствующим взглядом вперившись в Вашаса, Занудин закурил.

— Угостил бы тоже. А?

Занудин протянул пачку, обратив при этом внимание на свои дрожащие руки.

— Чего это с тобой творилось? Как улетел…

— Прости, задумался. Со мной бывает.

— Много думать — это дристня. Это ничего, знаешь, хорошего.

— Так ведь и я думаю о всякой дристне, — невольно перешел на язык Вашаса Занудин. — О том как раз таки, что маловато вокруг хорошего… Зато глупости в мире сколько! И откуда она берется?..

— Понимаю, о чем ты, — дружески пробурчал панк-рокер со свастикой на груди, пожевывая губами сигарету. — Вот и эти твои все мечтают из дерьма конфетку вылепить… а ничего у них не получится, у придурков… не понимают они ничего…

Занудин опустил взгляд на пропитанные кровью простыню и одеяло, но прежнего отвращения уже не испытал. Какое-то неясное чувство подсказывало взглянуть на все сквозь пальцы, повести себя человечнее, что ли. Может, под впечатлением своих нежданно нахлынувших воспоминаний Занудин возвращал какой-то долг прошлого? Какой и за что — сам не понимал.

— Слушай, а у тебя случайно по вене вмазаться нечем? — с тоской в голосе спросил Вашас.

Занудин вздрогнул. Ему потребовалась минута или две, прежде чем до него дошло, что Вашас спрашивает о наркотиках.

— Нечем. Сам удивляюсь — нечем вмазаться… — замотал головой Занудин, вымученно улыбнувшись.

— А чего у тебя… есть?

— Ни-че-го.

— Совсем?

— Совсем.

Разочарованно прищелкнув языком, Сад Вашас поднялся с кровати и, задумчиво поглаживая искалеченную руку, поплелся к выходу.